Наталья Штурм - Сдохни, тварь, или Любовь цвета одиночества

Не надо доводить до отягчающей правды… Не безопасно. Ведь от любви до ненависти такое маленькое расстояние. Сегодня баннер с голýбками, а завтра баннер с голубями. Поди потом объясни всем, что просто так в Таиланде дом купил и мальчиками не интересуешься.

А может, Роберт тоже влюбился? Ведь он же человек. Плохой, но все же человек. А вокруг столько красивых и самодостаточных девушек… Правда, зачем таким нужен Роберт?..

…Однажды после развода мы с ним зашли в «Крокус». И случайно забрели в одну не престижную обувную марку. Менеджером этого бутика была потрясающая молодая красавица. Я не могла отвести от нее бокового зрения. Высокая, уверенная осанка, черно-гладкие волосы и белая кожа — ухоженная прайвеси. А в глазах абсолютное знание, что ей в жизни нужно. Такие предложения, как Роберт, там даже не рассматривались.

Он тоже ее заметил и погрустнел.

— Тебе не по зубам, — рассмеялась я, выйдя из магазина.

— Ничего особенного… Просто «при параде», — нарочито зевнул Роберт. — А ты чего на теток смотришь?!

Я не ответила. Если он не понимает, как могут нравиться разные мужчины, он тем более не поймет, как могут нравиться женщины.

…Эта история была настолько давней, что мотивы моего поведения уже смылись из памяти. Но именно в те дни я узнала, какие чувства испытывает мужчина, имея безграничную власть над влюбленной женщиной.

В гости ко мне часто наведывались богемные компании из разных московских и питерских театров. По тем временам иметь собственную «двушку» в центре Москвы было невероятной роскошью. Обстановка была бедная, но кого это интересовало… Стены есть, кровати есть, дряхлый холодильник есть — и слава богу.

Но главной ценностью в квартире был балкон.

Со второго этажа можно было без особого труда попасть на козырек подъезда, подтянуться на руках, перемахнуть через решетку, открыть предусмотрительно снятые со шпингалета балконные двери и — будь здоров. В форс-мажорных обстоятельствах, когда двери не открывались, люди становились на табуретку и лезли через форточку. Тем же самым образом народ уходил из квартиры.

Поскольку я много времени тратила на учебу и работу в двух московских театрах, мне редко приходилось бывать в этой квартире. Ночевала я у мамы, самостоятельная жизнь пугала нежеланием отвечать за все, что в ней происходит.

Я грезила блудом, но коммунистическое воспитание не позволяло мне воплотить в реальность свои фантазии. Конечно, романы случались, но редко и «по-серьезному». С выносом мозга. Легкий флирт манил растленным запахом порока. Но мне органичнее было занимать позицию наблюдателя, а не участника.

На языке того времени квартира именовалась «блат-хатой». Народ пил, гулял, водил девушек. Хотя, по сравнению с нынешними нравами, это были детские шалости. Наркуш, алкоголиков, педофилов, насильников среди моих друзей не было, хотя выпить любили все. Это и было основное удовольствие для творческой молодежи. Напиться и перетрахать как можно больше баб. Шлейф половых побед зачастую вызывал большее уважение, чем список главных партий в спектаклях.

Чаще других приезжали гулять балет Кировского и Большого театра. Скульптурно сложенные Давиды Микеланджело. Мордахи у всех были, как на подбор — аленделоны в черном и белом вариантах.

«Гордость Большого театра» — называли матерого танцора не за великолепно исполненную партию Базиля в «Дон Кихоте», а за то, что не гей и отменная потенция.

Смена кадров у моих балетных происходила в режиме «non-stop». Именно поэтому ни с кем из паломников у меня романа не было. Хотя отказ такому герою-любовнику, да еще и в звездном статусе похож на извращение. Но стать «одной из» мне было не интересно. А на серьезные отношения никто из них настроен не был. У некоторых даже имелись в наличии семьи и громкие фамилии балетных династий. Но когда я наезжала проведать «хату» и они открывали мне дверь — меня с порога разбирал гомерический хохот.

Вчерашний нежный Ромео и мужественный раб Спартак, попахивая свежачком утреннего похмелья, пытались устоять на стройных ногах и сильно старались придать лицу благородное выражение. Но получалось плохо. Их порочные физиономии просились на грим, а прически нуждались в театральных париках.

Апофеозом веселья становился для меня выход всех балетных друзей в вальсе цветов из балета «Щелкунчик». Возвышенная музыка и прекрасные юноши-цветочки в танце любви. И лишь немногие знали, какое буйство молодой плоти скрывается под непорочно белыми одеждами.

Жаль, что не существует балета «Содом и Гоморра» — они бы блестяще самовыразились.

Однажды я приехала в свою квартирку переночевать и выгнала всех. Остался только Сашка Макаров, танцор из труппы Большого театра.

Мы дружили уже много лет. Сашку отличали совершенная сексуальная привлекательность и полное отсутствие амбиций. Он был неотвратимо красив, и девушки рвали его на части. Мимо такой органики трудно было пройти. Все мои подружки тоже не прошли мимо. Хоть ненадолго, но они были счастливы. А я… Естественно, я тоже была сражена его обаянием. Но перевести дружбу в секс означало потерять Сашку. А мне так хотелось видеть его снова и снова!

В ту ночь пьяненький народ унылой цепочкой поплелся из моей квартиры, и я начала убираться.

Сашка, утомленный многодневным секс-марафоном, намертво уснул в гостиной. Я вздохнула и пошла в спальню. А войдя, сильно удивилась.

На кровати сидела девушка, вылитая Моника Белуччи на современный лад. Она кротко смотрела на меня черными миндалевидными глазами.

— Ты кто? — помнится, спросила я.

— Из Испании приехала, — на чистом русском ответила она. — Мне некуда идти.

— Ну, оставайся… испанка, — вяло согласилась я.

Мы легли с ней на одну кровать, больше кроватей не было.

— А ты с кем здесь? — повернула я к ней голову.

— Ни с кем. Я одна. — Говорила она чуть слышно, очень интимно.

— Выключи свет, мне лень вставать, — сказала я в полудреме.

Она услужливо встрепенулась, ловко перескочила через мое туловище и пошла искать выключатель.

— Он за шкафом, просунь подальше руку, — послала я ей информацию через плечо.

Она погасила свет и легла обратно.

Я тут же уснула. В юности сон редко бывает плохим.

Меня разбудили чьи-то руки, которые нежно лазили по моему телу.

— Кто это, что это… — пробормотала я сквозь сон.

— Я тебя люблю, — шепотом сказала «испанка», взяла мою руку и стала целовать пальцы.

— Я мужчин люблю, — поставила я ее в известность.

— Ну и зря. Ни один мужчина не заменит по-настоящему преданную тебе женщину. Только в женском союзе можно уважать чувства партнера и свои собственные, — объясняла она, пытаясь раздеть.