Наталья Штурм - Сдохни, тварь, или Любовь цвета одиночества

«Испанка» тянула с ответом Полли.

— Слушай, а что если ты от себя добавишь? Скажи так: «Любила? Неоднократно!» Это будет смешнее.

— Любила? Неоднократно! — абсолютно серьезно ответила Селия Пичем моим голосом.

В дверь позвонили.

Я раздосадованно отложила пьесу и пошла открывать. Наверняка очередная балетная труппа решила развеяться после тяжелого спектакля. Лучше открыть, пока через балкон не полезли.

— Кто? — спросила я из-за двери.

— Здравствуйте! — раздался сочный мужской голос. — Извините, Мария у вас?

— Нет. Здесь такие не живут.

Я вернулась в гостиную и снова взяла в руки пьесу.

— Марию какую-то ищут…

— Это я, — отозвалась «испанка».

Я посмотрела на нее, как в первый раз.

— Тебя зовут Мария?

«Испанка» равнодушно пожала плечами.

— Это за тобой? — спросила я.

Она промолчала.

В дверь снова позвонили.

— Иди, если это к тебе, — решительно указала я ей на дверь.

— Не пойду. Зачем.

Она была очень странная.

В дверь нетерпеливо позвонили подряд два раза.

— Кто этот мужчина? — вопросов было больше, чем ответов.

— Наверно, мой муж, — отозвалась «испанка».

Я пошла открывать дверь.

На пороге стоял немолодой плотный мужчина в костюме, с портфелем и в массивных очках в роговой оправе. Он уставился на меня тревожными глазами, что-то пробурчал и без приглашения устремился внутрь квартиры.

— Проходите… — запоздало промямлила я ему в спину от растерянности.

Он сразу прошел в гостиную, не задерживаясь в прихожей.

— Здравствуй, Мария! Очень рад тебя видеть, — ровным голосом сообщил он, остановившись в дверях.

«Испанка» Мария молчала и тупо смотрела в чашку с чаем.

— Дорогая, мне стоило большого труда найти тебя. Нельзя так поступать с теми, кто любит тебя и заботится о тебе. Я очень волновался. Не знал, что с тобой. Ты забыла взять «Аминазин». Я очень волновался… Но теперь я вижу, что с тобой все в порядке, и мы поедем домой, где тебя все ждут.

Мужчина говорил с Марией очень странно. Явно придавая какой-то особый смысл «силе слова». Каждой фразой он подчеркивал исключительность Марии и важность для семьи и общества, при этом четко обозначал цели и жизненные планы.

И что такое «Аминазин»? Он с анальгином перепутал?

Мария молчала.

— Детка, нам через три дня улетать в Мадрид. Надеюсь, ты не подведешь меня и скоро мы окажемся в нашем уютном гнездышке.

Мария начала молча складывать фантики из-под конфет в геометрические фигуры. Отчеркивала ногтем ровные края, подробно и педантично. Потом снова развертывала фантики и начинала рвать на кусочки по линиям сгиба. Казалось, этот процесс целиком поглотил ее внимание. Крупные куски она разрывала на мелкие частички, пока фантики не превратились в разноцветное конфетти.

Удовлетворенная работой, Мария сгребла ворох нарванных кусочков и подбросила над головой. Посыпался пестрый дождик.

Она засмеялась, подставив лицо подающему дождю.

Я первый раз видела ее смеющейся.

— Ну, началось, — почему-то встревожился мужчина. — Скажите ей, пожалуйста… Как вас зовут? Ей нужно домой. Помогите мне объяснить, что у нее есть дом.

— Мария! — назвала я ее официально. — Тебе пора домой. Я тоже уезжаю.

Лицо «испанки» изменилось в одну секунду. Ее губы побелели, глаза стали из черных зелеными, тонкие пальцы рук сплелись, и она начала яростно выламывать их в другую строну. Она дышала часто-часто, и казалось, сейчас взорвется от отчаяния.

— Вот видишь, — суетливо уговаривал муж, — всем пора по домам. Послушайся!

— Я люблю ее, — выдохнула Мария, глядя мне прямо в глаза.

— Очень хорошо, — не удивился муж. — Вы будете переписываться. Она прилетит к нам. Все будет замечательно!

Я не выдержала ее взгляда. Занялась пачкой сигарет. Раскрыла, достала, поискала по карманам спички…

— Любила ли я когда-нибудь… Неоднократно… Но не тебя, Мария.

Мне хотелось это сказать. И я сказала. Чувствовала, что в этой сцене заранее прописана драматургия. И в нашем финале не должно остаться трех главных героев. Я лишняя.

— Ты-ы все-е врешь… — растягивая слова, нараспев прошептала Мария. — Я не хочу-у…

Она беспомощно завертела головой по сторонам. Привстала…

— Сигареты здесь, — я протянула ей пачку.

Думала, «испанка» ищет «Яву», но тут же вспомнила, что она не курит.

— Мария! — внезапно вскрикнул мужчина и дернулся к ней.

Мария в два шага оказалась возле открытого балкона, встала на табуретку и спрыгнула вниз.

Занавески вздыбились от порыва ветра и захлопали ей на прощанье. Я окаменела…

Потом мы бросились вниз, мешая друг другу, и одолели пролет за секунду. Я слышала, как он дышит — он хрипел от страха и ужаса. Вот так, бежал по лестнице и хрипло рычал: «хыырр».

Ужасное зрелище… Молоденькая тоненькая девушка с разбросанными ногами. Ее тонкие руки скребли по траве, она не могла подняться…

— Маша, Маша, ну зачем же так, — приговаривал муж, пытаясь приподнять девушку с земли. И горько плакал.

Она не плакала — стонала от пережитого. Соседка по дому работала в Склифе, иногда я приходила к ней в гости в травматологию. Там стонали по-другому. От физической боли по-другому стонут.

Трудно было понять, что у нее сломано. Она не жаловалась. Но главное — она была жива.

Я легла рядом с ней на землю и заглянула в лицо.

— До…иг…рала св. ой спе…ктакль? — едва слышно спросила она.

— Потерпи, милая, сейчас «скорая» будет, — плакал муж, подкладывая ей под голову свернутый пиджак. Его очки запотели от слез, он снял их, вытирая глаза, бросил на траву.

— Как мне теперь с этим жить?! — выдохнула я ей в ответ, потому что она была жива. Обида за ее жестокость сменила страх смерти. Она не ответила.

«Скорая» забрала ее в Склифосовского. Был диагностирован перелом голени и компрессионный перелом поясничных позвонков. Еще пальцы на правой руке поломались, но самое тяжелое все равно позвоночник. Врач сказал, что ее спас второй этаж. Могло быть хуже.

Ух, как я плакала, сидя во дворике больницы. Мне было очень жалко ее. Каждый день я приезжала к ней и садилась на лавку перед корпусом. В палату меня не пускали. И мне было очень плохо, потому что я не понимала, как это случилось и есть ли в этом моя вина? Даже в кино я отворачивалась от экрана при подобных сценах, а тут в твоей квартире, перед глазами уходит вниз человек, который только что смеялся и пел.

В один из дней моего уличного дежурства ко мне подсел ее муж.

Я попросила его рассказать о Марии.

Ей было семнадцать, когда они познакомились. Он дипломат, работает в Испании. Намного старше нее. Увидел, влюбился без памяти, год подождал и женился. Мария хотела стать драматической актрисой и собиралась поступать в театральный, но он настоял, чтобы они уехали жить в Мадрид. Там она поступила на актерские курсы и вроде бы все складывалось замечательно. Европейская внешность, талант к языкам плюс огромная работоспособность обещали явить миру новую звезду Мельпомены. Она была единогласно принята в труппу нового экспериментального театра.