Галина Куликова - Жених секонд-хенд

Но потом Катерина перевела взгляд на Павлика, и мысли о еде сразу же вылетели у нее из головы. Она неожиданно увидела его совершенно другими глазами – глазами женщины, которая давно уже забыла, что такое семейный очаг. Павлик стоял возле плиты, очень уютный и домашний, и сердце Катерины внезапно сжалось от тоски. Ей почему-то страстно захотелось, чтобы он стоял сейчас не в Анжелиной, а в ее собственной кухне и варил свой фасолевый суп только для того, чтобы доставить удовольствие именно ей, Катерине.

«Конечно, Лёва тоже мог иногда приготовить ужин, – невольно вспомнила она сбежавшего мужа. – Но делал он это как-то демонстративно, как будто хотел напомнить, какой он образцовый семьянин. В общем, проявлял показательную заботу».

В поведении же Павлика не было ничего демонстративного. Он не суетился и, самое главное, не обсуждал ситуацию. Не пытался оправдаться и не объяснял Катерине, почему вдруг взялся готовить ужин, не высказывал своих взглядов на распределение обязанностей в семье… Ему было хорошо на этой кухне, от него исходили волны спокойствия и уверенности в себе… И еще у него были очень красивые руки. Катерина завороженно следила за его руками, которые проворно делали обычную женскую работу.

В этот момент Павлик повернулся, держа в руке ложку, наполненную густым ароматным супом. Радостно улыбнувшись, он подошел к Катерине и предложил:

– Ну-ка, на, попробуй, как у меня получилось!

Он нагнулся, поднес ложку к ее губам, и она увидела его сияющие глаза в лучиках морщинок. Глаза были добрыми. По-настоящему добрыми. В этом заключалось еще одно отличие Павлика от бросившего ее мужа. Вот Лёва не был добрым – он был всего лишь безвредным.

Павлик продолжал стоять рядом и улыбаться, и от этой его улыбки в душе Катерины стало подниматься какое-то странное, необъяснимое чувство. Она вдруг ощутила себя восемнадцатилетней, никогда прежде не влюблявшейся, свободной и счастливой, предвкушающей страстную, невиданную доселе любовь. Стряхнуть с себя эти чары оказалось непросто.

«Господи, что это со мной творится?» – в смятении подумала Катерина и, опустив глаза, увидела, что в ложке с супом плавает бусинка черного перца. Однако, сосредоточенная на своих переживаниях, она не обратила на нее внимания, послушно хлебнула и медленно разжевала все, что оказалось во рту. Перец обжег язык, и на глаза навернулись слезы. Но Катерине показалось, что это слезы восторга, так внезапно захлестнувшего ее сердце. Она сразу же представила себе, что это их с Павликом общий дом, в котором замечательно пахнет едой, и где-то в подъезде шелестит лифт, считая этажи, за стеной лает собака, а чей-то усидчивый ребенок исполняет на фортепиано одну и ту же мелодию… Такие простые, чудесные звуки счастливой семейной жизни.

– М-м, ужасно вкусно! – промычала Катерина, боясь поднять на Павлика глаза – она не хотела, чтобы он разглядел в них тоску. А тоскливо ей было от того, что впервые в жизни она всерьез задумалась о смысле семейной жизни. Она поняла, что семья – это когда двум людям хочется быть вместе. А после расставания хочется спешить навстречу к любимому человеку, чтобы разделить с ним все свои радости и все свои печали.

«И почему это я всегда считала, что общий дом – это некое удобство, которое должен обеспечивать мне муж? И счастье семейной жизни я рассматривала как свое собственное, личное счастье. И как так получилось, что поняла я это только сейчас, рядом с чужим мужем? Ну, или почти что мужем…»

Ее грустные размышления улетучились в тот самый момент, когда на кухне появилась распаренная Анжела – в полосатой пижаме с атласными отворотами и с тюрбаном на голове.

– Ого, у нас, оказывается, гости, – воскликнула она, жадно вдыхая ароматы еды. – Привет-привет, надеюсь, ты ужасно голодная. Потому что сейчас мы тебя будем кормить. Кстати, а чего это у тебя глаза красные? Ты не плакала? У тебя все в порядке?

– У меня все в порядке, просто перец в супе попался, – ответила Катерина, судорожно вспоминая, зачем она, собственно, явилась. – А заскочила я к тебе, чтобы книжки забрать. Они мне срочно нужны.

Конечно, книжки были только предлогом. На самом деле она нацелилась снова, уже в сто сорок пятый раз, обсудить Лёвин побег, но присутствие Павлика выбило ее из колеи. Теперь эта тема показалось ей почему-то страшно глупой. Все равно что мечтать о круизе на лайнере, который только что затонул. Их с Лёвой любовная лодка тоже затонула, и лучше всего оставить ее на дне обрастать ракушками и илом.

– Ну что же, сейчас поедим и поищем твои книжки, – пообещала Анжела.

Ужин затянулся, превратившись в дружеские посиделки. Анжеле было приятно, что сегодня именно Павлик – душа компании и что даже Катерина, обычно довольно вредная и язвительная, расслабилась и откровенно наслаждается вечером. Они смеялись, шутили, много рассказывали друг другу о делах давно минувших дней, и Анжела даже достала из шкафчика куантро и ликерные рюмки.

Однако Павлик от ликера наотрез отказался, заявив, что ненавидит сладкое вообще и сладкое спиртное в частности. Кроме того, его работа не предполагает вечерних возлияний, даже в таких ничтожных дозах.

– Но вы, девушки, не обращайте на меня внимания, – добродушно сказал он, – расслабляйтесь сколько угодно.

На девушек алкоголь оказал очень разное действие. Катерина почувствовала прилив бодрости – впору было пуститься в пляс, а вот Анжелу, наоборот, стало клонить в сон. Она ничего не могла с собой поделать и зевала во весь рот.

– Нет, ребята, я так больше не могу, – наконец не выдержала она, в очередной раз закрыв лицо ладонями и сладко зевнув. – Засыпаю на ходу. Павлик, может быть, ты отвезешь Катерину домой?

– О чем речь, конечно, отвезу, – без колебаний согласился тот.

– Да мне ехать на метро одну остановку! – запротестовала Катерина, в душе отчаянно надеясь, что Павлик проявит решительность и не откажется от своего намерения.

– Ничего не хочу слышать, – не обманул ее ожиданий тот. – На улице уже ночь, так что никаких возражений!

– Вот и хорошо, – пробормотала Анжела, хлопая сонными глазами. – А я пока на кухне приберу…

Некоторое время она честно возилась с посудой, но как только за Павликом и Катериной закрылась дверь, немедленно все бросила и поплелась в спальню. Взяла книжку и включила настольную лампу. Однако надолго ее не хватило. Она свернулась калачиком на постели и через минуту уже сладко спала. Абажур отбрасывал на ее лицо оранжевые тени, и ей снились сны – волшебно прекрасные, оставляющие после себя чувство сладкой грусти.

До метро Катерина с Павликом дошли довольно быстро – оба все еще были возбуждены общим разговором и продолжали рассказывать друг другу всякие забавные истории из детства, отрочества и юности. При этом они с веселым азартом комментировали услышанное, размахивали руками и смеялись от души. И только когда они ступили на почти пустой в этот поздний час эскалатор, возбуждение улеглось, и оба одновременно замолчали. Они стояли плечом к плечу и искоса поглядывали друг на друга.