Наташа Апрелева - Посторонним В.

«Секретик» готов.

Теперь главное – не потерять его, не забыть и так распухающим от переизбытка информации девичьим мозгом точных координат. Тогда можно будет невзначай, непременно тайно, проведывать свой новейший «секретик», торопливо раздвигать указательным пальцем нетолстый слой земли, и – чудо! чудо! – под приятно гладким стеклянным куполом обнаруживать и чудесное сияние фольги, и засушенную розу, и прозрачное глянцевое крыло стрекозы.

Ты для меня – такой «секретик». С твоего (неявного, кстати) одобрения я трудолюбиво прорыла норку, типа ямки. Заботливо выстлала ее всякими вещами, что бы ты хотел услышать в их перечне? Твои слова, твою чуть кривоватую улыбку, твой сильный электрический гул – такой специальный звук тела, я всегда слышала его. Твой дискретный смех, твои тяжелые шаги по пустому коридору, поворот круглой ручки, похожей на пятачок свиньи, и вот это обращение ко мне: так, душа моя…

А ты мой «секретик».

00.30

Только что звонила из Таиланда мама, очень подробно рассказывала про шоу трансвеститов и прогулку с Петром Алексеевичем на лодке со стеклянным дном. Сообщила, что в буддистском Храме ей повязали руку ниткой, и теперь она будет неразлучна с этой ниткой.

С претензией спросила, скучают ли дети по бабушке.

Потом сразу же проявилась моя подруга Алька с удивительным рассказом о собственном сыне: надевает Никита в гостях, собираясь уходить, кроссовку, тринадцать лет мальчику, да, завязывает шнурки, рядом хозяева дома, пожилые родители хозяев дома – провожают, и говорит вдруг Никита человеческим голосом: «Эрекция». Алька буквально насторожилась, но промолчала. Ребенок натягивает вторую кроссовку, завязывает шнурки и говорит снова: «Эрекция». Аля за руку вытащила сына на улицу, оставив хозяев сдавленно смеющимися в небольшой истерике, вытащила и говорит: «Никита! Ну зачем же все общество ставить в известность о таких интимных событиях в твоем организме, а?» Ребенок Никита недоумевает.

Потом оживляется и отвечает: «Аааа! Ты Эрекцию имеешь в виду! Так ты сама говорила, что так называется, когда одна нога, в смысле ступня, больше другой!»

Алька молчит, пытаясь осмыслить услышанное. Робко переспрашивает: «Я так говорила?»

Ребенок Никита легкомысленно кивает, добавляя через паузу: «Ну или асимметрия, я точно не помню…»

01.10

Муж начинал сегодня отмечать Праздник Праздников, а какой? а день Космонавтики, ребенок Никита, кстати, говорил в младенчестве: день космонавтиков ☺.

Оглядываясь назад, не могу припомнить НИ ОДНОГО праздника праздников без последующих страданий Олафа: «Эх, фигня какая-то получилась». Традиционно собираются двенадцатого апреля с однокурсниками, иногда приглашаются и жены/подруги/любовницы/случайные симпатичные девочки, чаще порознь, бывает, что и вместе.

Вспоминаю Первый День Космонавтиков, который мы провели вместе: ну, не совсем и вместе, я сидела дома с ребенком Павлом, коему было 2 месяца от роду, фанатела на «Скорой помощи» и лично на докторе Лукасе, а Олаф красиво гулял в ресторане «Космос». Вернулся он сильно за полночь, мы с младенцем уже спали, а утром-то для меня и настал Праздник Праздников: в своей кровати я обнаружила то, что меньше всего ожидала увидеть: неимоверно, чудовищно грязного мужа, не просто банально грязного, а основательно облеплепленного комьями земли, как будто он собственноручно рыл что-то (могилу?) в черноземе – верхнем, плодородном слое почвы. Руки были изодраны в кровь, ногти обломаны, лицо разбито, залито кровью, подсохшие потеки, ноги в ботинках, носки – отсутствовали. Он спокойно спал.

Что с ним произошло – неясно до сих пор, особенно примечателен тот факт, что друзья после космического веселья проводили его до подъезда. Как за три минуты и четыре лестничных пролета человек мог: 1) что-то вырыть, 2) разбить лицо, 3) извозиться в земле так, будто во всем городе осталась последняя ее пригоршня, и Олаф боролся со всеми соискателями и победил их?

Сегодня же было неплохо, приглашались жены (была их очередь), собирались в «Солдате Швейке», я заказала порцию кнедликов и, орудуя ножом и вилкой, как была, в драных джинсах и черном жилете с брошью-китчем – улетела прямо в страну Чехию, а может, и Словакию.

Пили, разумеется, пиво, я говорила безо всякого поводу и всем подряд: «Цена всему этому – дерьмо», [14]а также «Едете куда-нибудь на дачу?», [15]но цитаты распознавали не все. Некоторые отходили с кривыми улыбками, все больше утверждаясь в мысли, что у Олафа-то жена окончательно сошла с ума. Как эпизод в фильме «Ширли-мырли», на свадьбе: один гость веселым голосом восклицает: «Эх, а что это рыба-то какая горькая! И салат горький!» – а ему злобно, не отрываясь от поглощения пищи, отвечает сосед по тарелке: «А вы вообще радуйтесь, что вас пригласили!»

Вечер провели очень хорошо, а дома бездарно разругались с Олафом.

Он мне весело рассказал, что вот сегодня подвозил Работницу-Крестьянку, простите, Анну, Анну, до какого-то метро, а что, коллегу, имеет право, ничего особенного, я, естественно, высказалась в духе: на рабочее место доставил?

У метро широкий выбор девушек для досуга, да, а потом мы сцепились, просто как струи Арагвы и Куры, я сгоняла и ловко метнула ряд его носильных вещиц на лестницу, попыталась вытолкать туда же и Олафа, не получилось, конечно.

Господи, только сейчас осознала, что ведь я поимела счастье лично познакомиться с Работницей, простите, Анной, еще задолго до событий: в олафовской конторе был грандиозный корпоратив по поводу переезда в новое здание, завершения ремонта, строили мы строили и наконец построили, приглашались все-все-все, и с женами. Некоторые с мужьями. Я первоначально кривлялась и отказывалась идти, но Олаф раз шестьдесят семь угрюмо повторил: «С женами!» – и я пошла. Как всегда, остро встал вопрос «абсолютно нечего надеть», задействовала Черное Платье № 1, которое с кружевом.

Вряд ли я была неотразима. Для поддержания беседы рассказала какому-то худосочному седоватому сослуживцу Олафа свой любимый анекдот: «Дедушка, а ты же партизаном был? – Да, внучек, конечно! – Дедушка, а что за странная фотография: ты, в эсэсовской форме стоишь перед строем и руку правую поднял? – Эх, внучек, было тогда дело: ворвались в деревню фашисты, стали сгонять женщин и детей в сарай, угонять в Германию, отбирать куры и яйки, все жители растерялись, испугались, один я набрался смелости, вышел, поднял руку и сказал: «Минуточчччку!»», сослуживец отошел с каким-то странным выражением лица, и это была не улыбка. Позднее выяснилось, что его мать – ребенком перенесла заключение в концлагере. Что Вера – идиотка, было выяснено значительно раньше.