Анна Богданова - Самая шикарная свадьба

Дзз…. Дззззззз… Дзззззззззззз…

– Корытникова! Маша! Что там у тебя случилось? Тебя что, похитили? Мне твоя мама звонила! – возбужденно кричала в трубку Любочка.

– Нет, у меня все хорошо.

– Тогда приезжай за гонораром. Мне твой роман понравился, и намного больше этих твоих «Записок»! Молодец!

Меня снова закрутила столичная жизнь – так, что вскоре я вовсе забыла об Эльвире Ананьевне, Шурике, Поповой и холодном сарае с мышами, где провела почти целую неделю.

Навалилось все сразу – нужно было съездить в редакцию, подать заявку в ЗАГС, искать дурацкое свадебное платье – Влас был непреклонен – он требовал, чтобы я выглядела настоящей невестой (как положено), в шикарном белом платье и фате. На платье я все же в конце концов согласилась, но с фатой смириться не могла.

У мамы дела были плохи – она находилась в ужасном состоянии, ее не радовало даже то, что дочь наконец-то выходит замуж. Она не успела – коты уже были отправлены в Германию. Бедняжка совершенно растерялась и не знала, что ей делать – оставаться в Москве было не для чего (на почве отправки кошек за границу она окончательно и бесповоротно разругалась с таинственным Григорием), ехать в деревню, к перекопанному огороду и предателю-мужу, не хотелось. Все же она решилась ехать.

– Дом-то мой! Хоть посмотрю, что там творится! Приеду к тебе на свадьбу, милая. Только очень прошу, не ссорься с Власом! Это твой последний шанс, – сказала она на прощание и укатила обратно к предателю-мужу.

Через день после того, как я, Влас и Икки с Овечкиным подали заявки в ЗАГС во второй раз, я наконец-то сумела выкроить время и поехала в редакцию. Любочка встретила меня очень тепло, все расспрашивала о похищении, ужасалась, а в конце сказала, чтобы я, несмотря на приготовления к свадьбе, поторапливалась со следующим романом.

Я выбежала из кабинета. «Сегодня нужно еще успеть съездить с Икки в салон и хоть посмотреть на эти проклятые платья, прицениться», – думала я, пока стояла в ожидании лифта, но лифт у них то ли сломался, то ли в нем кто-то решил покататься. Я плюнула и побежала вниз по лестнице. Миновав один пролет, я вдруг увидела завалившиеся на урну для окурков две слепившиеся воедино фигуры – одна из них стояла ко мне спиной. Рядом, на полу, валялись белый пиджак, швабра и тряпка. Я задержалась на минуту, потом как сигану оттуда.

– Маруся! Маруся! Стой! Ты снова ничего не поняла! – кричал мне вдогонку «Лучший человек нашего времени».

Он успел схватить меня за руку.

– Ты опять все неправильно поняла! – задыхаясь, прошептал он.

– Вот такая я тупая!

– Постой, я тебе сейчас все объясню. Это уборщица…

– Послушай, Леш, не утруждайся, я даже рада тому, что увидела. А я думала, ты в Тибете.

– Я хотел, да не получилось. Ты на меня не обижаешься, моя Марья Искусница, моя «Уходящая осень», кукурузница, мой недоступный абонент?!

– Нет. Леш, я замуж собралась.

– Опять замуж?! – он явно расстроился. – Изменщица! Как ты могла! За кого?

– Да какая разница!

– Ты помирилась с этим своим обывателем, который никогда в жизни не поймет твоей тонкой души и всегда будет беситься, когда ты будешь раскидывать вещи по квартире, развешивать плакатики на стенах и наваливать повсюду кучи книг! А ты никогда не перестанешь этого делать, потому что ты Ма-ру-ся – свет моей жизни, огонь моих чресел. Грех мой, душа моя. И никто, кроме меня, не поймет твоей тонкой натуры.

– Мне очень жаль, но у нас с тобой ничего не получится! Так что ступай к своей уборщице.

– Да не пойду я к ней! Что я обязан, что ли, ей помогать полы мыть! – Кронский хотел уверить меня, что ничего постыдного они с уборщицей не делали, а просто он помогал ей мыть пол.

– Ширинку застегни.

– А, ну да, – рассеянно проговорил он и вдруг спросил: – Марусь, а ты этому своему Отелло хоть изменять-то со мной будешь?

– Нет, я другому отдана и буду век ему верна, – ответила я словами пушкинской Татьяны и побежала вниз по лестнице.

На том и был завершен наш с Кронским роман. После этой встречи с ним я почувствовала даже какое-то облегчение, наверное, из-за того, что мы объяснились и он теперь знает, что «я другому отдана», но снова, как это всегда бывало (стоит мне только увидеть его), «Лучший человек нашего времени» врывался в мою жизнь (вернее, в голову) подобно урагану, снося все благочестивые намерения и правильные, удобные для жизни мысли и представления о безмятежном будущем. И что я за человек такой непостоянный и отходчивый?

Весь месяц мы с Икки мотались по свадебным салонам. Мы примеряли платья, надевая фату задом наперед, и покатывались со смеху.

– Ты в этом платье похожа на бабу с чайника! – говорила она мне.

– А ты в этом кружевном, голубом, на дешевую куклу, помнишь, у Огурцовой была точно в таком же платье!?

– Слушай, – как-то сказала мне Икки. – Мне почему-то свадьба напоминает похоронный ритуал. Вот всем нормальным девушкам хочется хоть раз в жизни быть настоящей невестой, надеть подвенечный наряд и все такое… А мне никогда не хотелось, мне просто хочется быть рядом с Женькой. Я бы и расписываться не стала – это он настоял.

Я думала точно так же. Мне почему-то всегда свадьба напоминала похороны. Сначала все так чинно, торжественно, помпезно, по форме, а кончается одним и тем же – гости напиваются и бьют друг другу морды или что-нибудь в этом роде.

Влас весь месяц подыскивал помещение – искал он так скрупулезно и придирчиво, что если бы не вмешался Аркадий Серапионович, банкет бы пришлось устраивать в автосалоне. За неделю до торжественного события были приглашены все, кого только можно было пригласить. Помимо близких и родных со стороны Власа – все те «холодильники», что приходили как-то к нам домой и не слишком-то культурно вели себя за столом, не забыт был и Илья Андреевич, чья жизнь сравнима лишь с «судном посреди морей, гонимым отовсюду вероломными ветрами». А я пригласила даже Любочку – пусть порадуется за меня и наконец выкинет бредовую идею из головы поженить нас с Кронским.

За пять дней до свадьбы мы с Икки наконец-то купили свадебные платья. Она отрыла себе модель тридцатых годов – вечернее платье нежно-абрикосового цвета на узких бретелях с вышитым плотным поясом в тон вокруг бедер. Я обожаю моду «между двумя мировыми войнами» и тоже хотела подыскать себе нечто подобное, но ничего подобного нигде не было. И потом, чтобы носить такие модели, мне нужно было сбросить килограмм семь.

Ничего не оставалось, как приобрести классическое платье кремового цвета – не очень пышное, с открытыми плечами, приталенное, поражающее строгостью силуэта, без всяких там розочек и крендельков.

Влас очень поразился, когда я сказала ему, что до свадьбы платья он не увидит и что мы с Икки будем причесываться и одеваться у себя по домам. Он долго сопротивлялся, но в конце концов сдался. Было решено, что к двенадцати часам он пришлет за мной машину, потом мы заедем за Икки (которую Людмила Александровна со слезами уговорила подготовиться к бракосочетанию у них дома, то есть в десяти минутах ходьбы от меня) – и сразу в ЗАГС.