Дарья Волкова - Успеть сказать люблю

— Какие дети? — прохрипел Константин. Мозг ушел на жесткую перезагрузку.

— Ну а что, вы детей не планируете? Ты не думал об этом? — неумолимо гнул свою линию Макс. — Что, не думал даже — сколько будет, кого хочешь — сына, дочку?

Костя смотрел на друга так, будто видит в первый раз в жизни. Вздохнул — тихо-тихо, но острый комок боли в груди будто стал немного меньше.

— Два пацана у нас будет.

— Ну да, конечно, Сёма и Костя, как я сразу не сообразил, — фыркнул Макс. — Ну так вот, господин Драгин, — Малыш развернул его за плечи в направлении рабочего стола. — Марш за компьютер. И ваяй документацию. Аня, Сёма и Костя хотят кушать. В перспективе.

Константин сделал шаг, другой. Неуверенно опустился в кресло. Поднял крышку ноутбука.

— Кофе хочешь? Гуталина? Сходить, купить тебе? — раздался сзади голоса Макса.

— Хочу, — после паузы ответил Костя. — И кофе, и гуталин. Только ты не уходи. Отправь кого-нибудь. Не оставляй меня одного. Пожалуйста.

Потому что когда есть с кем разделить — то не так страшно.

Плеча едва ощутимо коснулась рука, а потом Макс заговорил демонстративно бодрым голосом.

— Это запросто. Зря, что ли, наш офис-менеджер с такими длинными ногами. Мигом все организует.

Как вечером он снова оказался у Шевцовых, Костя тоже не мог объяснить. Просто позвонил Иван Валерьевич и как-то сурово и одновременно смущенно спросил:

- Любовь Андреевна тут интересуется — ужин во сколько накрывать?

Что Костя мог ответить на это? Что не приедет?

— К восьми. Или к половине девятого. Работы много.

— Смотри, не задерживайся, разогретое будет не вкусно.

Не опоздал. Наверное, было вкусно, но вкуса Костя не различал. Он вообще жил как-то… частично. Не различал вкусов, не слышал многого, не замечал еще больше. Раз нельзя думать про Аню — так он весь день как проклятый пялился в цифры, колонки, строчки. На звонки отвечал Макс.

И теперь он стоит на балконе в компании отца Ани. А вот запах табачного дыма чувствуется отчего-то остро. Словно он принадлежит той части мира, где все важно.

— Знаете, Иван Валерьевич, а вы оказались правы.

— В чем это?

— Вы сказали тогда, перед поездкой… — Костя словно со стороны слышал свой голос. А говорил он медленно, будто даже неохотно или как под гипнозом. — Что Аня меня любит. Это правда. Она сама мне сказала это, там, в Испании.

— Ну что ж… — Шевцов неопределенно буркнул и дернул плечом. А Костя продолжил:

— А я ей ничего не сказал. Она мне: «Я тебя люблю, Костя». А я… я промолчал.

Иван Валерьевич крякнул и достал еще одну сигарету.

— Не знаю, почему смолчал, — так же заторможено Константин вел свою исповедь. — Думал, успею. Думал, куда торопиться. Думал, время еще есть. А теперь она лежит там и не знает… как сильно я ее люблю…

Последние слова приходилось проталкивать через горло. Там было так туго и тесно, что непонятно, как воздух проходит.

— Узнает еще! — Шевцов шлепнул ладонью по перилам. — Не может такого быть, чтобы не…. Я вот что тебе скажу, Константин, — Шевцов повернулся к Косте. Поправил ему воротник рубашки, застегнул верхнюю пуговицу. — Анька у меня — боец! Вот какой характер у моей дочери! — поднял вверх сжатый кулак. — Не может она сдаться. Обязана победить. Разговор, опять же, у вас остался… незаконченный.

Двое мужчин какое-то время смотрели друг на друга молча, а потом, не сговариваясь, вышли с балкона.

Они еще пили потом чай. О чем-то говорили — в основном Любовь Андреевна расспрашивала Константина о семье. И все это на фоне звонков в отделение. Каждый час — так они решили. И там все тот же стандартный ответ: «Без изменений». Ожидание выматывает.

К сожалению, Анина мама сменила постельное белье. Но Константин все равно не жалеет, что снова остался у Шевцовых. Один, у себя дома, он бы сошел с ума. Сейчас его дом здесь, рядом с людьми, с которыми его теперь связывают невидимые, но прочные нити.

Костя без зазрения совести порылся в шкафу и нашел Анину пижаму. Положил под голову. Так лучше.

Нет. Нет, слышишь, нет. Не смей. Не уходи, не оставляй. Я здесь, я жду тебя, я говорю с тобой.

Я тебя люблю.

На следующий день Костя поехал в больницу. Звонки звонками, а вдруг надо приехать — чтобы получить хорошие новости. Надо сказать спасибо Ивану Валерьевичу, он сообщил медперсоналу, что Константин свой, и с ним говорить про Аню можно.

Говорить с ним не отказались, но надежда на хорошие известия не оправдалась, и ничего нового снова не сообщили. А на лестнице Костя встретил лейтенанта Ефимова. Тот встрече обрадовался.

— Ну что, как там? — Ефимов кивнул головой в сторону дверей отделения.

— Все так же.

— Новостей нет?

— Нет.

Ефимов вздохнул. Привычным жестом снял форменную кепку и потер лысину. Вернул убор на место. Полгода назад он делал точно так же. Тогда все было иначе. Аня была здорова, стояла рядом и смеялась. А сам Константин тогда и не знал, что влюбится в эту девушку — всерьез и без памяти.

— Расскажи, как это произошло? — кивнул в сторону подоконника. — Ты с ней был?

— Был, — кивнул Анатолий. Они устроились у окна, там же, где два дня назад стояли Костя и Иван Валерьевич. — Да только все никак не пойму я, как оно… — махнул рукой. — Да вроде бы все было как обычно. Мы втроём в парке, на патрулировании — я, Нюра, Норд. И тут мне жена звонит. А Нюра — она, знаешь, деликатная такая. Всегда уходит, когда по личным делам звонят. Ну и тут тоже — ушла вперед, да за поворот, там он сразу. А я в телефон, значит. А там слезы, сопли, ничего не пойму. Оказывается, малой бесился, скакал по дивану — сын у меня, два с половиной года. И умудрился упасть с дивана — да за холодильник, он рядом стоял. И к стене неплотно. Так этот бесеныш бахнулся между холодильником и стеной. И застрял там. Орет, конечно. Жена пока холодильник отодвинула, а там сзади решётки радиаторные, холодильник старый, родители отдали. Короче, ободрался весь в кровь. Малой орет, супружница моя рыдает — «Толя, что делать?!» А я что сделать могу, если я на службе? Ну, говорю, «скорую» вызови или на такси сама в больницу — может, зашить там надо, если рассечение глубокое. Пусть доктор посмотрит, доктору виднее. В общем, у меня в трубке шум и гам, я и не сразу понял, что Норд лает. Ну а как понял — телефон в карман, за табельное и бегом.

Толя помолчал, поскрёб в затылке.

— Ну! — поторопил его Константин.

— Трое их было, — вздохнул Анатолий. — Одного Норд завалил, второму я в бедро пулю всадил. Третий успел удрать. Но его возьмут, может, уже сегодня взяли — эти утырки своих сдают как стеклотару. Может, и притон какой найдут да прикроют под это дело. Кто там Аньку конкретно ножом пырнул — это уже ведомство Раисы Андреевны по пальчикам выяснит. Да толку-то… что один, что второй, что третий — без соображения.