Дарья Волкова - Успеть сказать люблю

— Ты что! — возмутилась Аня вполголоса. Встала, стала убирать стаканы. — Как мы его сейчас отпустим? Он же лыка не вяжет.

— Ты предлагаешь его оставить у нас? — не поверил услышанному Костя.

— Конечно! Положим его на диване в гостиной.

— А ничего, что у нас сегодня первая брачная ночь? — вкрадчиво поинтересовался Костя.

— Значит, она будет завтра, — пожала плечами Аня. — Ночей у нас будет много, а первенец у Максима рождается один раз в жизни.

— Логично, — после некоторого раздумья согласился Костя. И вздохнул.

Макса еще и раздевать пришлось — как в старые добрые времена после гулянок и клубов. Малыш, не открывая глаз, нежно благодарил, но по ощущениям Кости, говорил Макс не с ним, а с Кирой.

— Все! — выдохнул Костя, натягивая на себя одеяло. — Деточку спать уложил, одеялко подоткнул, в лобик поцеловал. Давай, хоть обнимемся, раз с сексом у нас облом.

Но и пообниматься супругам Драгиным тоже не дали. Раздалось шлёпанье босых ног и в проеме спальни возник мужской силуэт.

— Он храпит.

- Кто?! — не выдержал Костя.

— Собака ваша.

— Я тоже храплю.

— А я к Анечке под бочок лягу, — Макс пошлепал к Аниной половине кровати.

— А ну кыш от моей жены! — заорал Костя. Аня успокаивающе погладила его по плечу.

— Ладно, я тебе под бочок лягу.

— Макс! — взвыл Костя. — Иди на диван!

— Не хочу, — пан архитектор изволил капризничать. — Там собака храпит. И холодно.

— Я укрыл тебя толстым одеялом!

— Оно куда-то делось… — Макс шлёпнулся на кровать со стороны Кости, и тому пришлось потесниться. — Подвинься, чего ты разлегся как барин…

И тут у Константина кончились слова. А Малыш, завернувшись в одеяло, мирно засопел. На Костином, между прочим, законном месте.

Какое-то время супруги Драгины сидели молча. А, заслышав похрапывание, дружно встали с кровати.

— Вот как это называется? — Костя поднял с пола одеяло. — У нас сегодня первая брачная ночь. И нас выжили из нашей же собственной постели! И мы вынуждены вдвоем ютиться на диване!

— Ничего, в тесноте да не в обиде, — Аня улеглась на диване и похлопала рядом. — Иди сюда, муж мой. И не ворчи.

— Знаешь, я не помню, когда видел Макса таким пьяным. Он сегодня просто все возможные рекорды пьянства побил, — Костя устроился рядом, прижал к себе жену.

— А тебе не кажется, что у Максима довольно веский повод для такого поведения? — Аня положила голову ему на плечо. — Рождение ребенка — это очень волнительное событие, разве нет?

— Конечно, — согласился Костя, зевая. — Но я в аналогичной ситуации так идиотски себя вести не буду, уж поверь мне.

Когда спустя два с половиной года после описываемого разговора на белый свет появилась Светка Драгина, ее папа устроил под окнами роддома фейерверк. В течение пятнадцати минут окна роддома освещали всполохи разноцветных огней, и они дребезжали от грохота.

Когда все, наконец, стихло, из распахнутого окна третьего этажа старшая медсестра в грозных и отчасти не вполне литературных выражениях сообщила все, что думает по поводу такого салюта. А в заключение добавила:

— Сейчас полицию вызову!

— А полиция уже здесь! — рядом с одуревшим от счастья и слегка оглохшим папашей материализовался крепкий парень в камуфляже, снял форменную кепку, вытер лысину и снова водрузил убор на место. — Не бойтесь, мамаша. Ваша полиция вас стережет.

Третий в этом трио, красавец кобель немецкой овчарки, залился громким лаем, подтверждая сказанное.

Медсестра махнула рукой и затворила окно. В конце концов, под этот фейерверк две клуши, которые все никак не могли — взяли да и разродились. Так что, может, и к лучшему.

Наутро Анечка вместе со всеми у кабинета забора крови обсуждала ночной фейерверк. И кивала вместе со всеми — ну надо же, у кого-то муж такой придурок — фейерверк под окнами роддома устроил. Да только Анна Драгина еще не знала о красовавшейся на асфальте вдоль всей стены здания свежей надписи огромными буквами «ЛЮБИМАЯ, СПАСИБО ЗА ДОЧЬ!». И все бы ничего, но в ту ночь родилось семеро детей — шесть мальчиков и одна Светка Драгина.

В честь ее рождения Светкин папка поставил на уши весь роддом. А Светка в ответ поставила на уши всю папину жизнь. Но это уже… правильно, совсем другая, но непременно счастливая история.

Конец