Елена Константинова - Жизнь как жизнь и фэн-шуй в придачу

— Слушай, а я здесь все-таки при чем? Мне-то ты этого бедолагу зачем подсунула? Только про фэн-шуй не рассказывай.

— Знаешь, сколько себя помню, мне этого Венечку всегда ставили в пример: какой он умный, воспитанный, старательный, полезные книжки читает, в музыкальной школе учится, с плохими ребятами не водится. А с другой стороны, всю жизнь у нас в семье тетю Изю жалели, потому что растит вот она ребенка одна, из сил выбивается, во всем себе отказывает, а разве ж от детей дождешься благодарности?! И если даже такой примерный мальчик, как Веня, приносит бедной Изечке столько горя, то чего же ждать от меня?! Ох, как я в детстве любила над Венькой издеваться! Он же меня бесил до зубовного скрежета!

— Слушай, Люд, а почему она одна его растила? Развелась, что ли?

— Да Изечка уморила дядю Леву через десять лет совместной жизни. Отмучился, бедняга.

— Как это — уморила?

— А так. Он с первого дня бегал вокруг нее: Изеньке нужно то, Изеньке нужно это. А что нужно ему — никого не интересовало. У него сердце больное было — никто и не знал. А тут как-то совпало: ему плохо, видно, было, а у Изеньки ОРВИ, температура, да еще — почечные колики, она и погнала Леву в аптеку за каким-то антибиотиком. Он, конечно же, побежал: ведь Изеньке срочно нужно лекарство. Подумаешь, сердце — поболит и перестанет, в первый раз, что ли. И умер по дороге в аптеку. Догадайся, кого все жалели на похоронах. Изю!

— Ну, прямо не женщина, а чудовище!

— А ты не иронизируй, ты ж ее не знаешь. Так вот, каково Веньке с такой мамочкой, я поняла, только когда повзрослела. И, понимаешь, чтоб Изида не угробила сына, как мужа, ему надо вырваться от нее.

— Ну и хорошо, пусть вырывается. Великовозрастный сыночек — из мамочкиных сетей. С ума сойти!

— Сам он не сможет. А она его на шаг не отпускает. Я ж говорю: ты ее не знаешь. Вот для этого ты и нужна.

— Не поняла.

— А что тут непонятного? У вас вечно такой бедлам, что каждый, кто к вам попадает, затягивается, как в водоворот. И трепыхаться научится, глядишь, и — плавать.

— Людка, ты соображаешь, что несешь?! Я обижусь.

— Я ж в хорошем смысле. У вас постоянно что-то происходит, кто-то с кем-то в чем-то разбирается. Да за полчаса у вас — очумеешь, и голова — кругом. Это — жизнь, это — то, что ему нужно, чтоб стать человеком.

— Людка, ты что, приносишь меня в жертву какому-то своему знакомому? Мне мало своих проблем, да? Мне выть на луну хочется! А ты мне предлагаешь еще одному ребеночку сопли вытирать.

— А что, у тебя опыта нет? Запросто справишься. И не надо мне про свои проблемы рассказывать. Ты — сильная. А вот представь, каково парню живется, не будь эгоисткой. Ну ладно, Сашки мои с прогулки пришли, пока. Звони. — И Людка шмякнула трубку. А я, как дура, осталась сидеть и слушать гудки… Ту — ту — ту…

Вот здорово! Я — сильная. Меня — не жалко. И никому-то меня не жалко. А за что тебя жалеть, а? Смеешься? — Смеешься. Юморить пыжишься. Значит, нормально живешь. Дети? О, дети — наша радость! А у тебя — прямо перебор этой радости! Жить — есть где, работа — есть. А что тошно, так это — твои проблемы. Ты — сильная, справишься…

Ладно, а то сейчас если начну жалеть сама себя — потом из этого не выкарабкаться.

— Мам, а у нас классуха новая, дура такая, — заявило мое младшенькое чадо, едва я переступила порог дома.

— В чем дело? — я сгрузила сумки Тошке, и он поволок их на кухню, а я с наслаждением скинула с ног туфли на каблуках и ощутила почти блаженство: каким все-таки гадом-инквизитором был тот, кто изобрел такую обувь! — Ну, так я слушаю.

— Влепила мне «пару» непонятно за что.

— То есть? Ты что, совсем ничего не знал?

— Да нет, по поведению.

— Что?! Тебе — «двойка» по поведению?! Что ж ты там сделал такое?

— Ничего не сделал. Подумаешь, крикнул Димке, так это еще на перемене! Звонок потом был. Это она, дура, раньше в класс вошла.

Да, что творится в школе на переменах, знает, наверное, каждый. Странно, что сами участники процесса друг друга слышат и даже понимают.

— А что ты кричал?

— Димка спросил, какую я конфету ел, а я ответил. А эта дура тебя в школу вызывает. Пойдешь?

— А куда ж я денусь?

Довели, значит, учительницу своими воплями, вот она и отыгралась на первом подвернувшемся. Тем более она — новенькая, детей еще не знает. Прежняя наша классная руководительница развелась с мужем и, сорвавшись посреди учебного года, уехала к маме в Белоруссию. За границу. Свято место пусто не бывает, замена ей нашлась быстро. Особенного восторга новая учительница у детей пока не вызвала, но это ведь ни о чем не говорит, правда? Скорее всего, она решила загнать разболтавшийся класс в определенные дисциплинарные рамки. Во всяком случае, идти на встречу с ней придется, нельзя подставлять ребенка «под удар».

Собираясь в школу, я приложила максимум усилий, чтобы одеться «правильно». Раз уж встречают нас по одежке, то — прямая юбка, светло-бежевая блузка, пиджак, позаимствованный у старшей дочери. Прошло то время, когда она выпрашивала: «Мамочка, ну можно я в твоей кофточке в школу схожу? Один раз только!». Теперь мамочка с той же самой интонацией просит: «Лер, ты завтра не собираешься пиджак надевать? Дашь мне?». Короче, я являла собой классический вариант по-деловому одетой женщины, всем видом демонстрирующей готовность к серьезной конструктивной беседе.

То, что шло навстречу мне по школьному коридору, идентифицировать как учительницу младших классов можно было только обладая хорошим творческим воображением. Это было Нечто.

Ярко-малиновое облако на голове, ядовито-зеленый брючный костюм, штанишки заправлены в красные остроносые сапожки на двенадцатисантиметровой шпильке. Вообще-то, обувь по цвету должна гармонировать с дамской сумочкой и прочими аксессуарами. Здесь, по-видимому, под цвет сапожек подбиралась краска для волос.

Я почувствовала себя серой церковной мышкой, зачарованно глядящей на диковинную жар-птицу.

— Это она, — пискнул Тошка и юркнул в класс.

Навесив на лицо основную родительскую улыбку — улыбку безмерного счастья от встречи с любимым преподавателем — я двинулась навстречу:

— Элеонора Павловна! Можно с вами побеседовать?

Жар-птица притормозила и, кинув явно недружелюбный взгляд, процедила:

— Вы кто?

— Я — мама Антоши Литвинова.

— Прекрасно. Подождете меня здесь. После урока я с вами встречусь.

— Элеонора Павловна! Урок еще не начался, еще пять минут. Может быть, мы сможем с вами сейчас поговорить? — Перспектива торчать целый час под классной дверью, словно провинившаяся первоклассница, как-то не сильно вдохновляла.

— Ваш сын крайне дурно воспитан, он оскорбил меня нецензурной бранью. Я считаю, что таким детям вообще не место в нашей школе. И если вы не считаете возможным уделить минутку, чтобы выслушать замечания педагога, можете удалиться прямо сейчас.