Дана Стар - Немой крик

Деревья тут уже настолько сильно вымахали, что закрывали собой практически всё небо. Кладбище старое, можно сказать даже заброшенное. За ним никто не ухаживает. Я делаю глубокий вдох-выдох, сворачиваю в нужный пролёт и замираю…

Три одиноких бетонных блока. Без фотографий. Лишь имена. Больно видеть все это! Как как же больно. Как будто эта трагедия случилась буквально вчера.

На дрожащих ногах я подхожу к памятникам, опускаюсь перед родителями на колени и тихонько рыдаю, руками сгребая в охапку сухую землю. К ним никто никогда не приходил. Здесь всё заросло травой и колючками. Забор сгнил, а памятники уже начали крошиться в пыль.

– Простите меня. Я так долго не приходила. Но лучше поздно, чем никогда. Я здесь, чтобы попросить у вас прощения, за всё. И сказать спасибо, что там, на небесах, вы замолвили за мою душу словечко. Мне было очень тяжело… Иногда я даже мечтала о том, чтобы отправиться к вам, туда. Пока не встретила Дмитрия. Он стал для меня самым мощным смыслом жизни.

В одной руке я держу букет с тюльпанами, а в другой – сумку. Мама очень любила тюльпаны. Когда-то, когда у нас был частный дом, она выращивала их на клумбах. Это было её хобби. Именно поэтому, когда я рисовала её портреты, я всегда уделяла особое внимание её красивым и нежным рукам, которыми она заботливо высаживала новые ростки, даруя жизнь прекрасному.

Для сестрёнки у меня тоже имелся подарок. Я медленно открыла сумку и вытащила оттуда любимого мишку. Всё-таки мне удалось сохранить его практически в целости, хоть и много раз приходилось терять. Не хватало одной лапки. Несколько раз я собирала мишу по кускам, несколько раз пыталась застирать пятна кошмарного прошлого… но сейчас я решила вернуть игрушку тому, кому она принадлежит.

Сегодня моей сестрёнке исполнилось бы двенадцать лет. Дрожащими руками я погладила игрушку по голове, поцеловала и посадила рядом с памятником сестры.

– Малышка, я очень сильно тебя люблю.

Я вытащила из сумки блокнот, исписанный от корки до корки своими немыми криками, несколько рисунков с изображением мамы, отца, сестрёнки и всё это положила там же, возле плит.

Это был безумно трудный момент. Я жутко боялась сделать шаг к тому, чтобы отпустить прошлое. Но всё-таки решилась. С поддержкой любимого мужа. Они скучали за мной. Может даже обижались, что я ни разу их не проведала. Я просто боялась… Но всё же собралась с духом и сделал этот сложный шаг.

Также я взяла с собой маленькие носочки. Те самые, которые я хотела спрятать к Дмитрию в карман, вместе с тестом на беременность. Бережно зарыла вещи в землю, всем сердцем и душой обратилась к небесам:

– Пожалуйста, Господи! Дай нам ещё один шанс! Прошу. Мы очень хотим малыша…

Несколько минут я вот так вот молча сидела напротив памятников, а затем, попрощавшись, не оборачиваясь, направилась к выходу из кладбища. Меня… отпустило. Когда я переступила порог ограждения, дымка на небе развеялась, ветер стих, а солнце засияло ещё ярче. С души будто свалилась огромная, бетонная стена, которая столько лет не давала мне сделать глубокий вдох. Полной грудью! Которая давила и душила мой маленький внутренний мир. В котором я навсегда осталась брошенным, никому не нужным ребёнком.

Я невольно посмотрела на небо. Как вдруг, там, среди кучкующихся тучек, я будто бы увидел их. Моих родных. Всего на несколько секунд. Я увидела три облака. И в этих облаках их счастливые лица. Они улыбались мне и махали. В это момент я отчетливо слышала их радостный смех, их счастливые голоса:

– Всё будет хорошо, милая! Теперь уже всё будет хорошо.

Там же, высоко в небе, мелькнула стая голубей. Белых. Диких. И свободных. Они будто синхронно махнули мне крыльями. В ответ я улыбнулась им ещё шире.

– Давай громче, Лина! ГРОМЧЕ!

Дмитрий включает проигрываетесь на максимум и с каплей агрессии в своих движениях жмёт на педаль газа, когда мы с ним мчимся по безлюдной трассе навстречу жарким приключениями. От ритмичной мелодии у меня закладывает уши, но я продолжаю давиться счастливой улыбкой и одновременно смущаюсь, когда он, прямо сейчас, просит меня спеть. Да! Прямо здесь, в машине, прямо во время движения. Мало того, он ещё все окна нараспашку открыл и сидит весь такой счастливый, лыбится, включив любимый трек, ожидая начала персонального концерта по мгновенной заявке.

Отныне, пение стало не только моим тренажером для тренировки голоса, но и излюбленным хобби. За границей я обучалась вокалу, а вместе с тем, раскрыла свои творческие способности. И все лишь благодаря одному человеку. Человеку, посланному мне самой судьбой.

Окно нараспашку, я высовываю руку навстречу теплым потокам воздуха, набираю в лёгких побольше кислорода и выпускаю на волю первые ноты песни IOWA “Улыбайся”. Люблю, когда он улыбается! Люблю его всего! А его улыбка – это дар свыше. Такая красивая, такая чистая и безупречная. Как и мой Дима. Мой красивый, гордый орёл. Победитель, завоеватель, воин! Он сказал, что я буду говорить – он этого добился. Хотя я сама не верила. Как и не верил никто из наших врачей. Он даже бросил вызов самой смерти. В момент, когда тьма хотела отобрать меня у него. Опасный, неудержимый хищник! Преграды ему нипочём. А слабость… он её в землю топтал.

Тонкий и нежный, как звон поднебесных колоколов, мой голос заполняет наш автомобиль без остатка. Он проникает в каждую пору на теле, рождает на коже приятные россыпи мурашек, ерошит волосы на макушке Дмитрия, а на руках… на его крепких, мужественных руках заставляет их встать дыбом. Я вижу эту захватывающую картину и эти бесподобные эмоции на его статном лице. Меня прёт и рвёт от эйфории, от невозможного азарта сделать эту игру ещё ярче, ещё захватывающей, выложиться громче, на максимум, когда в его удивительных глазах сверкают искры восхищения.

Мне так стыдно… Стыдно, что никто и никогда так сильно не восхищался мной. Особенно тем, чего у меня полжизни не было. То, что я, когда потеряла с такой болью, с такой невыносимой тоской, что готова была броситься с крыши, распрощавшись с жизнью.

Резкий поворот в бок, машина кренится и дрифтит на влажной траве. Дмитрий успевает придержать меня рукой, чтобы я не ударилась, а сам в этот момент выворачивает руль вправо и сворачивает на обочину к просёлочной дороге, ведущей в лес.

– В чём дело? Эй! – Я размахиваю руками, но он делает вид, что не слышит. На его мощной шее поблескивает испарина, руки с силой сжимаются на руле, он нервно дергает горловину футболки и одновременно делает глотательные движения. А про глаза я вообще молчу. Зрачки расширены на максимум, и там, на самом дне авантюриновых омутов, пританцовывают черти, исполняя задорный танец похоти и разврата. Хищник проголодался.