Виктория Ростокина - Рок царя Эдипа

Пошвыряло ее по миру, поболтало. Хватит, не девочка уже.

В этом безвкусном, старом доме вдруг почувствовала она твердую и однозначную опору. Это как мать. Друзья, мужья, знакомые могут меняться, а мать всегда — мать.

Тэд с этого дня бросил свои джон-уэйновские замашки. Был он парнем тихим, нежным, добрым и простым. Любил Инну так, что даже окрестные мужики не смели подшутить над ним. Только в отличие от ковбоев и вообще американцев имел одну старомодную страсть — читать книги. Да все какие-то странные — античную литературу, трагедии…

— Ты что, мечтал в детстве стать актером? — спросила как-то Инна.

— Нет, тут про судьбу… — загадочно отвечал Тэд.

Он иногда гадал на этих книгах — откроет на любой странице, отсчитает строки и:

Инна не была в него так уж влюблена. Скорее, позволяла себя любить. Но и в мегеру не превращалась. Она по-своему нежно и трепетно относилась к Тэду. А после близости ей иногда казалось, что она даже любит его.

Словом, они были счастливы.

Только одна беда — Инна никак не могла забраться на лошадь. Вернее, даже не забраться, а просто сидеть в седле. Она боялась высоты. Ей казалось, что она сейчас как-то очень неудачно упадет, что-нибудь себе сломает, изуродует. Для нее этот страх высоты был непреодолим.

А местные дамы все звали ее на прогулки, Тэд приглашал на дальнее пастбище, где «прелесть и прелесть».

— Купи мне «джип», — сказала Инна. — Лошадь не для меня.

Так что и эта проблема была решена. Во всяком случае, здесь на ранчо Марго Инна гоняла на «джипе» куда быстрее, чем всадники на самых быстрых арабских скакунах. Вскоре многие дамы и даже мужчины тоже понакупили «джипов», так что обещание Тэда устроить автомобильные пробки было уже недалеко от исполнения.

А сегодня Инна собиралась в дальнюю дорогу, чтобы решить и остальные свои проблемы.

Поэтому Тэд с утра был так осторожен и внимателен с ней. Он знал, жене придется лететь на самолете. И сама мысль об этом уже неделю не давала ей покоя.

Но, кажется, в панику она не впала. Все обойдется.

Конечно же, Тэд не стал сегодня гнать лошадей с Сухого лога. Он собирался проводить Инну. Ему вдруг ужасно захотелось, чтобы она никуда не улетала. Тем более в эту далекую опасную Россию.

Вон он читает «Ранчер монитор», там же пишут: преступность, нестабильность и не найти «Корнфлекс».

— Слушай, а чем же они завтракают? — удивлялся Тэд.

— Они не всегда и обедают, — своеобразно утешала его Инна.

Тэд готов был напихать в ее чемодан пакетов и банок на полгода активной еды, но Инна, конечно, отказалась:

— Там все есть, успокойся.

— Но я читал, что они едят китайскую свинину — в ней же холестерина уйма и аминокислоты понижены. Это же яд!

А Инна уже притягивала к себе русские привычки, быт, язык, странности…

Нет, что ни говори, какой-то теплотой оттуда веет.

— Ты лучше не забудь построить вторую ванную, — в который раз напомнила она Тэду. — Теперь это уже не прихоть. Нам вчетвером не обойтись одной.

— Ты все-таки надеешься привезти его сюда?

— Не надеюсь — уверена.

— Иисусе, Инна, ты же не видела его столько лет! Вдруг он не захочет? Ты же его совсем не знаешь.

— Дурак ты, Тэд, и шутки твои дурацкие — он мой сын!

— Ну дай Бог, дай Бог…

— Так не забудь про ванную.

— Завтра же позову Кила. А комнату им покрасить?

— Конечно. И покрасить, и побелить, и полы перестелить. Ты тут без меня не заскучаешь.

— Заскучаю, — сказал Тэд. — Все равно.

— Значит, больше будешь любить.

Она включила зажигание. Подставила Тэду щеку.

— Когда вернешься? — в который раз безнадежно спросил он, целуя ее.

— Вернусь, — в который раз неопределенно ответила она.

У Тэда защемило сердце. Ему вдруг так захотелось удержать ее, не отпускать. Это было какое-то сильное чувство, переросшее в убеждение.

Но Инна тронула «джип», и тот запрыгал по ухабам, выбивая колесами тучи красной пыли.

Только когда проселок закончился, Инна оглянулась. Ранчо Марго уже превратилось в еле заметную точку на горизонте.

У нее тоже почему-то защемило сердце. Она пожалела, что так поспешно и холодно простилась с Тэдом. Но, с другой стороны, не превращать же расставание в мелодраму. Она и раньше уезжала, и надолго. Терпеть не могла всех этих надрывных прощаний. В ее жизни их было предостаточно.

«Надо будет купить Тэду в России лисью ушанку, — подумала она. — Хотя зачем ему ушанка в Калифорнии? Лучше куплю ему матрешку. Такую огромную, красивую, со множеством сестричек внутри. Хотя такую матрешку можно купить и в Далласе. Нет, надо привезти что-то такое, чего в Америке нет и быть не может».

Она отвлекала себя мыслями о сувенире, все отчетливее понимая, что Америку удивить невозможно. А вот Россию — еще получается.

Впрочем, сама Россия может удивить. Только ее никуда не увезешь…

— Эй, ухнем! Музыка народная, слова — мои, — говорил Леша, приподнимая диван с одного края.

— Уйди, Надежда, не девичье это дело, — кряхтел дед, держась вместе с Надей за другой край.

— Ничего, Николай Павлович, — отвечала Надя, отлично понимая, что толку от них никакого.

Тем временем Леша, ее сильный, ловкий Леша, один с легкостью отодвинув от стены правый край этого старого, громоздкого, скрипучего сооружения, зашел слева, быстро ласково отстранил и ее, и деда — и вот уже диван стоял чуть не посреди комнаты.

А там, где только что стоял диван, на полу… там было такое…

— Тут веником надо. Веником хорошенько! — бодро скомандовал Николай Павлович.

— Зачем же веником, дед? — начиная раздражаться, сказал Леша. — Всю квартиру пылесосом убирали, а тут — веником.

— Да это разве пылесос? Это ж не пылесос, а одно недоразумение! Пластмасса буржуазная! Гарантия у них — ноль! Плюнь — развалится…

В толстом и рыхлом, как звериная шкура, слое пыли, среди шариковых ручек, спичечных коробков, чайных ложек, иссохших яблочных огрызков и обрывков бумаги Надя заметила темный прямоугольник, чуть покрытый пылью, как полузатонувший корабль. Аккуратно, двумя пальчиками, она вытянула общую тетрадь в зеленом переплете.

— Они? — недоуменно улыбнувшись, приподнял брови Леша.

— Они, они! — подхватил дед, все сокрушаясь о своем. — Именно они, Алексей! Ка-пи-та-листы! Делать ничего не умеют, одна сплошная реклама…

А Надя только радостно кивнула Леше в ответ. Быстрым движением стерла с тетради пыль, положила ее на стол, на видное место, и включила пылесос…

В тетради были они.

Конспекты по матанализу. Они (конспекты) были их (Леши и Нади) Галеотом.

Кто такой Галеот, Надя не знала, но хорошо помнила фразу «И книга стала нашим Галеотом, никто из нас не дочитал листа» из «Божественной комедии» Данте, которая стояла вот тут, на полке, и которую Надя некогда взяла у Леши и упорно дочитала до конца. Потому что ей очень хотелось быть образованной и умной, быть и в этом чуть ближе к Леше.