Виктория Ростокина - Рок царя Эдипа

Без совковой цензуры фильм назывался «Секс-миссия», но ничего особенно нецензурно-сексуального в нем не прибавилось. Да и помнила Надя его плохо. И в этот раз тоже плохо запомнила. Потому что целовалась с Лешей и фильм почти не смотрела.

Выйдя из кинотеатра, они еще часа три гуляли по центру. Сумеречная Москва на их глазах из города дневного и замусоренного превращалась в город вечерний и волшебный. Леша держал Надю за руку, он рассказывал о своем детстве, о бабушке и деде, о дедовой старой «Волге» уникального для этой машины зеленого цвета, о том, как дед продал ее сразу после бабушкиной смерти.

Надя была испуганно-счастлива. Она готова была слушать Лешу часами, хоть и недоумевала, почему он ничего не говорит о ней или о них вместе. И поцеловал только раз — на прощание.

В общаге Надя легла на свою кровать лицом вниз.

И задумалась. И решила, что Леше она с ее любовью вовсе не нужна, а говорил он просто так, чтобы не молчать.

«Да. Правильно мама говорила. Мужчинам только одно нужно».

И как бы озвучивая подобные мысли, из-за стены неслись стоны, переходящие в откровенные крики. Надя накрыла голову подушкой. И с ужасом поняла, что надоело ей быть среди всего этого девочкой-недотрогой. И мечтает она о Леше так, что «этого» ей с ним очень хочется. Надя пыталась представить «это» — становилось жарко, сладко, зыбко. Тогда она резко села на кровати и сказала себе: «Леша меня не любит. Я ему даже не нравлюсь. Значит, «этого» не будет».

Весь май Надя, встречаясь с Лешей в институте, старалась казаться веселой и безразличной и побыстрей оборвать разговор. А Леша этого будто не замечал. Он не говорил, что скучает, никак не напоминал о том вечере. Просто догонял ее в коридоре, спрашивал, как она живет, рассказывал что-нибудь смешное. Пару раз позвал в кино и к другу на день рождения — спокойно, не меняя тона, глядя по-прежнему куда-то вдаль, выше Надиной головы. Надя отказывалась как можно непринужденнее. Прошли зачеты, начались экзамены.

Узнав, что у Нади через день экзамен по математическому анализу, Леша сказал:

— У меня с прошлого года конспекты по матану остались. Классные. Подробные. И почерк у меня разборчивый. Хочешь, я тебе их завтра подвезу?

— А давай… Давай ты мне их сам объяснишь? Что тебе сюда ездить лишний раз, — сказала Надя, глядя на Лешу снизу вверх и с радостным ужасом осознавая, что же она сказала.

И они поехали к Леше. Они сели на диван, открыли зеленую общую тетрадь. Прочитали половину первой лекции… Тетрадь потом куда-то делась. Когда они поздно вечером стали ее искать — нигде не было… Вернее, искал Леша. А она лежала на диване и любовалась своим Лекой. Лека был нежным и бережным. Лека называл ее «любимой», и все это произошло совсем не ужасно, грубо и противно, как она почему-то думала. Все было как будто не здесь, а в какой-то красивой, всамделишной жизни. Все было так…

— Вот! Вот это я понимаю — вещь! «Москва»! Одна тысяча пятьдесят третьего года выпуска!

В дверях комнаты стоял Николай Павлович, а у ног его — старый металлический пылесос, тяжелый, громоздкий. Надя поневоле отвлеклась от своих воспоминаний.

— Дед! Дед! Мы уже все пропылесосили, мы сейчас мыть будем. Что ты с этой развалиной носишься?! — терял самообладание Леша.

Но Надя улыбнулась, подошла к деду, сказала:

— Мы в следующий раз обязательно этим пылесосом воспользуемся, Николай Павлович. Вы мне покажите, где он стоит.

И исчезла вместе с дедом и его допотопной техникой за дверью. Вернулась — Леша уже начал мыть пол.

— Лека! Окно! Мы окно-то здесь не мыли!

Стали мыть окно. Надя стояла на подоконнике, а Леша, отчаявшись доказывать, что он моет окна лучше и что вообще это его дело, стоял рядом и держал ее за ноги. Леша не боялся высоты. Но когда Надя стояла на подоконнике, ему было жутко, как в детстве на колесе обозрения.

— Иришка, наверно, дико удивится, узнав, что мы с тобой поженились, — сказала Надя, протирая стекло мыльной тряпкой.

Леша промолчал.

— Слушай, Лека, а ты ее видел когда-нибудь? — вновь заговорила Надя.

— Да ты что? Конечно!

— Нет, я не про Иришку. Я про…

— Видел.

— А когда?

— Давно.

— Когда — давно? Как это было? Расскажи, Лека, я же не знаю.

Но Леша молчал. Надя коленками почувствовала — ладони, бережно державшие ее ноги, будто затвердели.

Но Надя уже научилась вовремя замолкать как ни в чем не бывало, как будто ничего и не говорила, как будто такая игра в молчанку для нее тоже естественна и понятна.

«Ничего, ничего. Я умею быть спокойной, — думала Надя, скрипя по стеклу бумагой. — Я, кажется, самый уравновешенный человек в этом доме. Ей это должно понравиться. Ничего, я еще побываю в Америке. Может, даже поживу».

Окно сияло чистотой. Леша подхватил Надю на руки, снял с подоконника. Поцеловал — и только потом опустил на пол.

Самолет компании «Дельта», ровно гудя моторами, набирал высоту. Впрочем, на первый взгляд, лайнер как бы оставался на месте, ведь за окном было только бескрайнее голубовато-серое небо и ослепительно белые, словно пена, облака.

Инна закрыла глаза, чтобы не смотреть в иллюминатор. Так она будет казаться спящей, и никто не заметит, как она боится.

То, что от земли их отделяло несколько тысяч метров, заставляло ее сжимать кулаки и крепко стискивать зубы. Панический страх овладел ее сердцем и выматывал душу.

Господи, сколько же впереди часов этой безумной пытки?

«Все люди летают самолетами, многие чуть ли не каждую неделю. И никто не боится, — внушала себе Инна. — Это глупо, несовременно, ничего со мной не случится…»

Но мысли навязчиво возвращались к одной и той же картине.

Вот самолет вдруг резко заваливается набок, клюет носом, бледная стюардесса с вымученной улыбкой объясняет пассажирам, как пользоваться аварийными спасательными средствами… А потом… Пронзительный свист ветра… И она падает в бесконечную бездну, сердце колотится прямо в ушах, земля надвигается стремительно, безвозвратно и страшно, а внизу в самый последний момент, после которого наступит тьма, она успевает увидеть Юру, протягивающего ей навстречу руки…

Несколько раз в жизни Инне уже пришлось пережить такой же ужас. Вот и сейчас она буквально заставила себя войти в самолет, пристегнуть ремни и с деланно-безмятежной улыбкой откинуться на спинку кресла.

— Какой у вас восхитительный загар, — попытался заговорить с ней сидящий рядом мужчина.

— Да, я живу на ранчо, — не открывая глаз, ответила Инна.

— Завидую, — вздохнул он.

И вдруг что-то щелкнуло и тихонько запиликало рядом.

Инна покосилась на соседа — так и есть, на коленях у этого технократа раскрыт крошечный «Ноутбук», миниатюрный компьютер. Он решил использовать время полета с максимальной пользой, чтобы не терять ни минуты даром.