РуНикс - Готикана (ЛП) [калибрятина]

Корвина закатила глаза и посмотрела на свою слегка ошеломленную соседку по комнате.

— Я еду в город, чтобы отправить письмо.

Джейд нахмурилась, ее глаза прояснились.

— Подожди, ты не можешь поехать одна. Тебе нужен кто-то.. о нет. Не он.

— Со мной все будет в порядке, — заверила ее Корвина. — Это важно, и он единственный, кто едет в город.

— Он кто? — спросил Трой.

— Мистер Деверелл, — ответила Корвина, увидев, как брови Троя поползли вверх. Он присвистнул. — Везучая. Он прекрасный попутчик.

Джейд все еще выглядела встревоженной.

— Он учитель, и я ему не доверяю.

Она просто коснулась плеча подруги, инсценируя контакт, чего она никогда не делала. Серебристоглазый дьявол, вероятно, даже не осознавал, насколько необычным было для нее инициировать их поцелуй. Она стряхнула с себя эти мысли и обратилась к подруге:

— Тогда доверься мне. Со мной все будет хорошо.

Достаточно успокоенные этим, Джейд и Трой отмахнулись от нее, когда она подобрала свою темно-синюю шерстяную юбку и побежала к подъездной дорожке, ее коричневые ботинки шлепали по булыжникам при каждом шаге, конверт был зажат в ее руке.

Черный, гладкий внедорожник урчал на подъездной дорожке, его водитель ждал ее.

Обогнув переднюю часть, она открыла пассажирскую дверцу и забралась внутрь.

— Извините, что заставила вас ждать.

— Пристегнись, — скомандовал он.

Корвина взглянула на него, ошеломленная светло-серым Хенли, в котором он был одет, рукава кофты были закатаны до предплечий.

— Я никогда не видела тебя не в черном, — прокомментировала она, кладя конверт на колени, сумку между ног и застегивая ремень.

— И я никогда не видел, чтобы ты носила что-то светлое, — небрежно пробормотал он.

Это чистая правда.

— Мне нравятся темные оттенки, — пожала она плечами, наблюдая, как он едет по извилистой дороге к большим воротам. — Это твоя машина?

Он на секунду взглянул на нее.

— Да. Приобрел два года назад.

— Значит, тебе разрешено покидать территорию Университета, когда захочется? — спросила она, устраиваясь на своем месте.

— Весь факультет может, — сообщил он ей, остановившись, когда показались главные ворота.

Вдалеке грохотали облака, покрывая солнце, превращая весь вид в туманно-серый, выглядя одновременно завораживающим и угрожающим.

Охранник проверил пропуск Мистера Деверелла и открыл ворота, пропуская. Проведя два месяца в кампусе, Корвина поняла, как свободно она ощущала себя, внезапно оказавшись на свободе.

— Не возражаешь, если я опущу окна? — спросила она его до того, как ее охватила клаустрофобия.

Он бросил на нее слегка озадаченный взгляд, прежде чем нажать кнопку на своей стороне, которая полностью опустила ее окно. Холодный воздух хлестал по ее заплетенным в косу волосам, и Корвина улыбнулась, увидев, как он наполнил ее легкие. Расстояние пролетало, когда он умело вел машину по поворотам, его скорость определенно была выше, чем у таксиста. И на этот раз, поскольку она сидела впереди, она могла видеть глубокую долину на каждом повороте над носом машины, словно они могли улететь в нее, прежде чем свернуть в последнюю минуту.

— Спасибо, что взяли меня с собой, Мистер Деверелл, — искренне сказала она. — Это действительно очень ценно для меня.

Он долго молчал, прежде чем заговорить.

— Вад. Когда мы одни, ты можешь называть меня Вад.

Когда. Это первое, что она заметила перед его именем.

Вад. Желание попробовать слоги на языке было непреодолимым, но она сопротивлялась в данный момент.

— Что оно значит?

— Необузданный.

Она повернулась боком, окинув его взглядом.

— Хм. Ты совсем не кажешься необузданным.

Уголки его губ дернулись, когда он бросил на нее горячий взгляд.

— Ты даже представить себе не можешь, маленькая ворона.

Несмотря на прохладный ветер, дующий в лицо, она почувствовала, как покраснела.

— Ты подаешь мне смешанные сигналы, понимаешь? — тихо сказала она ему. — Когда ты говоришь такие вещи, это одно. Когда предостерегаешь меня от тебя, это другое. Тебе нужно решить, чего ты хочешь от меня.

Его ответ не то, что она ожидала.

Он усмехнулся, звук был насыщенным и теплым с привкусом холода.

— Кому адресовано письмо? — спросил он, меняя тему, проезжая еще один предательский поворот.

Корвина посмотрела на конверт, прежде чем выглянуть в окно на темнеющее небо.

— Моей маме.

Она почувствовала, как он бросил на нее взгляд, который она не могла расшифровать.

— В твоем досье стоит прочерк на родителях. Обычно это означает, что они мертвы.

Корвина удивленно подняла глаза.

— Ты читал мое досье?

Он пожал плечами.

— Я же сказал, что нахожу тебя необычной. Итак, что насчет письма твоей матери, если ее нет?

Корвина почувствовала, как у нее перехватило горло, пальцы сжались, когда она задумалась, может ли она сказать ему, должна ли сказать ему. Она всегда была одинока в своей жизни, никогда по-настоящему не доверяла никому по собственному выбору. Она привыкла к этому. Но по какой-то причине она хотела довериться ему и хотела, чтобы он хранил ее секреты в безопасности. В конце концов, она ничего не знала об этом мужчине, кроме того, что он играл самую красивую музыку, которую она когда-либо слышала, он был очень умен, и целовал ее, словно она была чем-то, что можно лелеять и чем можно восхищаться.

— Если я скажу тебе, — она проглотила комок в горле, — Это останется между нами?

Он молчал, пока они проезжали очередной поворот, прежде чем бросил на нее взгляд.

— Все, о чем мы говорим, остается, между нами.

Подсознательный обмен сообщениями под его словами заставил ее остановиться — когда они одни, все, о чем они говорили, указывало на что-то большее. Она не понимала, было ли это на самом деле или она слишком много в это вкладывала. Но она заметила, что он был осторожен в своих словах. Он не лгал ей открыто, и ее инстинкты кричали, чтобы она сдалась.

— Моя мать жива, но недоступна, — сказала она ему, проведя кончиком пальца по конверту. — Она в психиатрическом институте.

Она почувствовала, как он украдкой бросил на нее еще один взгляд.

— Почему?

Корвина моргнула, не желая признаваться во всем прямо сейчас. Но и лгать ему она тоже не хотела.

— Она не в состоянии жить одна. Она нуждается в постоянном наблюдении, — она сказала ему половину правды.

Прошла минута молчания, прежде чем он тихо спросил:

— Она когда-нибудь причиняла тебе боль?

— Нет! — Корвина подняла глаза, яростно отрицая даже мысль об этом. — О боже, никогда. Мама скорее покончила бы с собой, чем причинила бы мне вред. Она даже пыталась это сделать.

— Как долго она в институте?

Корвина закрыла глаза.