РуНикс - Готикана (ЛП) [калибрятина]

Оставив Эрику, Джакса и Итана сидеть вместе в столовой, Корвина извинилась и решила просто найти другое место.

Когда она вышла из Главного Зала к выходу, ее внимание привлекла открытая деревянная дверь на железных петлях справа.

Хранилище.

Они уже открыли его?

С любопытством и надеждой Корвина подтянула ремень сумки и вошла, подойдя к широкой каменной лестнице, ведущая в какое-то подземелье, похожее на библиотеку. Бесшумно она спустилась, естественный свет потемнел, сменившись приглушенным желтым сиянием.

В поле зрения появилось подземелье — гораздо меньшее, чем библиотека, но все же достаточно просторное.

Приглушенный свет исходил от маленькой люстры, висевшей на низком потолке, ее поддерживали две массивные каменные колонны. На стене слева от нее висели картины с изображением замка, а в середине стены напротив небольшой камин. Перед камином располагалась зона отдыха в мягких черно-красных диванах и оттоманках с такими же львиными головами на подлокотниках, как и в библиотеке, черный деревянный стол расположился прямо в центре.

Но ее взгляд был направлен вправо.

У стены стояло одинокое пианино, перед ним была установлена деревянная скамья, та самая, которую она видела в своей башне. Ее перенесли. Вот почему она больше не слышала музыки.

Корвина направилась к нему. Она никогда раньше не видела настоящего музыкального инструмента, который функционировал бы, и ей стало любопытно исследовать его.

Пианино было черным, но старым. Она подумала, что когда-то это был красивый отполированный черный цвет, но возраст немного выветрил его. Клавиатурный клап был опущен, что делало его плоским, из-за не игры. Она вспомнила, что пианино стояло на подставке, когда он играл в ту ночь. Ключи, однако, поблескивали в свете люстры.

Черно-белое, такое безмолвное.

Корвина протянула палец, поглаживая клавиши, чувствуя их текстуру, проводя рукой по деревянному верху, ощущая множество вещей на ее ладони. Закусив губу, преодолевая искушение, она нажала одну белую клавишу, и резкий мелодичный звук эхом отозвался в подземелье, оставив тишину после этого еще тише. Убрав руку, чувствуя, что вторгается во что-то личное, она повернулась и направилась в гостиную.

Ей стало интересно, когда он перенес пианино, сделал ли он это, чтобы держаться от нее подальше. Она также задавалась вопросом, как он мог заставить Комитет открыть Хранилище, когда оно было закрыто в течение многих лет. Она пришла сюда, чтобы избежать его, она хотела избегать его, но, увидев пианино, задумалась, стоит ли ей это делать. Неужели это вселенная говорит ей не убегать от него? Ей нужен был знак от вселенной, просто еще один ответ, указывающий ей какое-то направление.

Мысли бушевали у нее в голове, она опустилась на богатое, обитое плюшем сиденье, сняла сапоги и поджала ноги. В подземелье было холодно, но она была рада, что никого не было.

Довольная тем, что осталась одна, она плотно устроилась в углу дивана, и достала старый библиотечный экземпляр Дракулы и начала читать о дьяволе в старом замке на холме, сидя в одном из них.

***

Музыка разбудила ее.

Корвина резко села, книга, лежавшая у нее на груди, упала на пол от этого движения, и от боли в шее она застонала.

Она повернула голову в ту сторону, откуда доносилась музыка, и почувствовала, как у нее перехватило дыхание.

То, как она увидела его в первый раз в темноте, приветствовало ее при свете. Его глаза были закрыты, лицо наклонено вперед, спина изогнута, когда он играл не только пальцами, но и всем своим существом.

Вад Деверелл.

Серебристоглазый дьявол из Веренмор.

Темный бог, играющий так, словно это было одновременно проклятием, и благословением.

Ее многогранный, загадочный любовник, знающий тайны ее души.

Он нашел ее.

Каким-то образом после того, как она изо всех сил старалась избегать его, он оказался в том же самом месте. Их пути продолжали переплетаться, приближая их друг к другу. Если его присутствие в данный момент не было знаком вселенной сразу после того, как она попросила очевидного, Корвина больше не знала, что это было.

Подняв с пола книгу, Корвина положила закладку на странице, на которой заснула, и убрала ее на сумку, полностью повернувшись, смотря, как он играет.

Это что-то другое, опыт наблюдать, как этот человек теряется в музыке, которую создавали его пальцы, даже не глядя. Он знал эти чёрные и белые клавиши, как свои пять пальцев, и существовал между ними, пока играл, мелодия была менее навязчивой, менее мучительной, более одухотворенной, и более таинственной. Вид, звук, ощущение что-то сделали с ней.

Тот факт, что он играл в ее присутствии, тот факт, что он принял ее в свое пространство, переспал с ней, рискнул чем-то, когда сказал ей, что не будет, говорил гораздо больше, чем он когда-либо мог.

Он привязался.

Так же, как и она.

И Корвина не знала, куда идти дальше.

— Ты слишком много думаешь, — его глубокий голос донес до нее эти слова, хотя его пальцы не останавливались, и он не открывал глаза.

— Ты сказал, что мы больше не будем этого делать, — так же тихо напомнила она ему, опершись подбородком на подлокотник.

— Это было задолго до того, как я попробовал тебя на вкус. Задолго до того, как проснулся один в своей постели после лучшего сна, который у меня был за последние годы.

Ее сердце глухо застучало от его слов, иссохшие части ее души впитывали их, как благословенный дождь после засухи.

Мелодия нарастала до крещендо, а затем медленно спадала, переходя во что-то нежное, мягкое, тихое, прежде чем полностью исчезнуть с последней нотой. Тишина после этого казалась громкой.

— Ты так прекрасно играешь, — задумчиво произнесла она вслух, слегка ошеломленная. — Даже твои демоны должны петь.

При этих словах его глаза открылись.

— А что делают твои демоны, маленькая ворона?

Она отвела взгляд.

— Кричат.

— Иди сюда, — приказал он ей, и она посмотрела в сторону лестницы.

— А если кто-нибудь спустится? Мне слишком много раз говорили, что

учителям и ученикам запрещено общаться вне уроков.

— Я думаю, что мы уже вышли за рамки общения, тебе не кажется? — он криво усмехнулся, нажимая пальцем на клавишу. — Иди сюда.

На слегка дрожащих ногах она встала и подошла к нему. В тот момент, когда она подошла к нему, он поднял ее и посадил на пианино, усадив ее задницу на край, а ноги на скамейку по обе стороны от его бедер. Сердце забилось в два раза быстрее, она смотрела в его обжигающие серебристые глаза, рассматривая его мужественное лицо и эту седую прядь.

— Расскажи мне об Институте Утренней Звезды, — небрежно приказал он ей, как будто одно только произнесение этого учреждения не заставило ее желудок упасть.