Виктория Мальцева - Вечность после…

— А почему ты здесь, а не дома, в Сиэтле? — спрашиваю. — Вашингтонский Университет один из лучших в мире, не сравнить с нашими!

— Я здесь только на год — ради лекций Беннера, а на остальные таскаюсь просто так и от скуки, — очаровательно улыбается. — Прослушаю его курс и вернусь домой. Хотя к моей специализации он и не сильно относится, но знаешь, я считаю, что психиатрические проблемы берут начало в семье!

— Ты выбрала психиатрию?

— Да! А ты?

— Я больше склоняюсь к семейной терапии. Это интересно, — пожимаю плечами.

— Поверь! — вспыхивает Лурдес, — психиатрия ещё интереснее! Копаться в головах шизиков — это же весь кайф! — её глаза горят. — А вот нытьё зажравшихся домохозяек не воодушевляет.

— Ты звучишь убедительно, — соглашаюсь.

— Я уже говорила про свой блестящий ум? — подмигивает.

— О, да! — и я не в силах сдержать улыбку.

— Так вот, он достался мне от несравненной мамочки — она у меня математик. Ну а… — тут она театрально изображает соблазнительный мах головой, тряхнув волосами, — моя неподражаемая красота унаследована от папочки!

И снова мне смешно. Никто не умеет так непосредственно себя нахваливать, как эта девушка.

— Лурдес…

— Друзья называют меня просто Лу, — она кладёт свою смуглую кисть с большим «А» на запястье мне на руку, и я удивлена заметить, что это прикосновение мне приятно.

— Лу, вон тот парень часто таскается за тобой в Институте, и сейчас он постоянно на нас пялится. Что говорит психиатрия по этому поводу?

Лурдес бросает короткий взгляд на крупного и, надо признать, по-мужски красивого парня:

— А! Это… Ну, психиатрия скажет только то, что сей кудесник — Люк, мой невидимый ангел хранитель! — смеётся. — Наш папа страдает фобией преследования, но, смею заметить, небезосновательно. У Соньки, моей сестры, тоже такой есть. Хочешь, кстати, познакомлю? Говорят, он хорош в постели! — заявляет с набитым ртом.

— Кто говорит?

— Девчонки на курсе, — Лурдес запивает тирамису второй чашкой кофе. — Со мной ему нельзя, я — охраняемый объект, — заявляет с деланной гордостью, чем снова заставляет меня улыбнуться.

Затем начинает издалека:

— Знаешь, в какой-то умной книжке было сказано, что человек, перечисляя что-либо, интересующую позицию назовёт последней, и только в том случае, если хочет скрыть свой интерес к ней.

— Ты о чём?

— О твоём вопросе преподу, — поднимает брови, изображая «многозначительность» во взгляде.

И мне не становится не по себе, наоборот: очень хочется «раскрыться».

Лурдес — тонкий психолог, прирождённый манипулятор и мисс Проницательность — бросает мне наживку:

— Знаешь, я влипла. Очень много лет назад. Думала, пройдёт! Но ни фига… который год уже, «а воз и ныне там».

— Какой воз? — уточняю.

— А! Это из басни. Из русской. Ты ж не знаешь, — улыбается. — Короче, люблю я чужого парня. И не просто чужого, а того, с которым встречается моя любимая сестра. И вот будь она хотя бы немного стервой, я бы не запаривалась… и он дааавно уже был бы моим!

Тут она самоуверенно морщит брови, давая мне понять, что в её способностях даже сомневаться не стоит.

— Но фортуна не на моей стороне: Соня — добрая ранимая душа. Мало того, ещё и обиженная судьбой. Братец, блин, постарался, — кривится, и за гримасой я успеваю разглядеть искреннюю боль о близком человеке. — У нас ведь как получилось, мой брат Эштон, он только мне брат, а для Соньки — потенциальный партнёр. И он её вроде как… изнасиловал.

— Что? — не успеваю скрыть свой шок.

— Дааа, — тянет, поджимая губы. — Ну, никто доподлинно не знает, что у них там вышло. Но ничего хорошего, это точно.

Лурдес смотрит в окно невидящим, затянутым пеленой воспоминаний взглядом. Наживка переродилась в потребность излить душу:

— Всё сложно у нас, причём у всех. Соня до сих пор и несмотря ни на что любит его. Эштона, — уточняет, коротко взглянув на меня, словно желая убедиться в том, что я всё ещё здесь. — И живёт с Антоном. А я кроме Антона вот уже семь лет никого больше не вижу. Я — как мой папа, а он у нас — моногам.

— Твой папа кто?

— Однолюб. За всю свою жизнь влюблялся только раз, с первого взгляда и сразу до беспамятства.

— Тогда я тоже — моногам, — сознаюсь.

— Оу… — вытягивает лицо. — И в кого же ты так безнадёжно втрескалась?

— Не важно. Продолжай! Ты так интересно рассказываешь о своей семье. А главное, столько подробностей знаешь о своих родителях и их личном.

— А, это папа! Он любитель поговорить на эту тему и поведать душещипательную историю своей Большой любви. Правда, рассказывает только нам, детям, а больше никому! А вот маман, мисс «Скрытность», редко говорит, но зато, только не смейся, книгу пишет! Ха-ха! Представляешь? Моя маман — писатель! Обхохочешься!

— Почему? Это же здорово! — я и впрямь так считаю.

— Да потому что мама моя — математик мозговыносоед! Её студенты как чёрта боятся, такая строгая! И тут вдруг взялась писать про свою любовь… смех, да и только!

— Наверное, у неё была особенная любовь?

— Не была, а есть. Обитает по сей день под боком, Алексом звать. Это папенька мой, — сперва смеётся, потом внезапно становится серьёзной. — Ну, ей, на самом деле есть, что рассказать. История у них длинная, необычная и… сильная. Да, именно сильная: о большом и нерушимом чувстве, пронесённом через жизнь, беды и невзгоды, глупости, потери, несчастья и огромное, просто огроменное счастье, в котором родилась я. Я — их кульминация! — сообщает с гордостью и звонким смехом.

— Очень достойная кульминация, нужно сказать! — тоже смеюсь. — А почему трудности, если любовь с первого взгляда?

— Ну, маман у меня специфическая личность: в юности она не согласилась стать женой отцу, потому что он не удовлетворял её требованиям безопасности, — подмигивает.

— Это как?

— А так, — Лурдес толкает свой смартфон, он скользит по гладкой поверхности стола и врезается в мою руку.

На экране я вижу фото мужчины, и у меня, надо сказать, несдержанная реакция:

— Кто эта модель?

— Это не модель, это мой отец. Здесь ему тридцать пять, и по моему скромному мнению, именно в этом возрасте он был на пике, так сказать, своей привлекательности, пока не поседел.

— Он сейчас седой?

— Не полностью, но частично да. Возраст, во-первых, а, во-вторых, поседеть ему пришлось вскоре после того, как была сделана эта фотография — маму несколько раз ударили в живот ножом, а она как раз была беременна. Ребёнок погиб и мама почти — отец её вытащил и выходил.

На фото изображён человек не просто безупречной внешности, в нём выдающаяся сексуальность. Причём в таком объёме, что глаза, скользящие по его идеальным чертам, волосам, плечам, отрываются с трудом. И сложно сказать, что именно имеет такое воздействие: его необыкновенно красивое лицо или взгляд. Лурдес почти точно скопировала своего отца (в женской вариации) и даже шарм, но не глубину во взгляде. Странно смотреть и поражаться настолько необыкновенной мужской красоте и слушать историю его жизни, узнавать о пережитых бедах и трагедиях.