Виктория Мальцева - Абсолют в моём сердце

— Где ты был, Эштон? — хриплю.

И мысленно добавляю всё, что не дают произнести вслух воспалённые связки: «Где ты всё это время был, все эти годы моих мучений, моей боли, моей отчаянной в своём упорстве и неразделённости любви к тебе, Эштон?»

Он думает, что я брежу, вижу это по выражению его лица, по нахмуренным бровям, но он отвечает:

— Я всё время здесь. Если температура не спадёт, или тебе станет хуже, позвоню в 911.

— Не надо! — шиплю.

— Знаю, что не хочется двадцатый день рождения отмечать в больнице, поэтому пока и не звоню. Но ты молчи, тебе говорить нельзя. И да, есть хорошая новость: мне удалось найти твой любимый травяной чай!

Демонстрирует мне открытую коробку с сонным медведем — это детский чай для блаженного младенческого сна.

— Откуда?

Действительно, откуда? Как в лесу, в этой дыре, где нет суперсторов, волмартов и сэйфвэев, он умудрился достать этот чай?!

— Попросил у одной отдыхающей пары с детьми! — светится от гордости!

— Спасибо! — тихо шепчу, и прошу, всеми фибрами своей души умоляю земной шар остановиться, замереть в этом мгновении навсегда, навечно…

Пусть я эгоистка, пусть…

— Не за что! — бодро отвечает моё счастье. — Когда-то я мечтал стать доктором, вот на тебе и попрактикуюсь! Если вылечу, вернусь на медицинский! — сообщает, подмигивая.

И я постараюсь изо всех сил завтра же быть здоровой, ведь ты же должен, ты просто обязан стать хирургом, Эштон, как и мечтал всегда!

London Grammar — Interlude

Вам когда-нибудь снились эротические сны? Мне однажды. И это случилось в тот раз, когда меня лихорадило от простуды.

Меня знобит — странное ощущение-понимание, что ты болен, но при этом ломота в костях и озноб, перекатывающийся мягкими волнами по коже, приятны… Сознание размывается, делая мир не таким острым и ярким, погружая в состояние полусна, где всё возможно… даже самое тайное, самое желанное и сокровенное имеет шанс сбыться… Пусть и во сне!

Моё скрюченное от болезненного холода тело вдруг окутывает теплом… Нет, это не тепло, это жар! Мощный, могучий, спасительный, обнимающий крепкими руками, сплетающий свои сильные ноги с моими слабыми не только от природы, но и обессиленными болезнью и лихорадкой. Кожа к коже, самый полный контакт из всех возможных, максимум доступности, предел слияния…

И это тот момент, когда я понимаю, что на мне нет даже футболки — моя нагота органично проникает в его наготу, насыщаясь спасительным теплом и мужской силой…

Понимаю, что нахожусь в лучшем своём сне или мечте, а это значит, что жить можно на полную катушку, без тормозов… Поэтому переворачиваюсь, упираясь носом именно в ту грудь, в которой вот уже столько лет мечтаю раствориться, вдыхая все мужские запахи, и настоящие, и нет, но все до единого запускающие в моём сознании лишь одно желание — целовать…

Целовать всё, что попадётся первым на моём пути, ласкать, не останавливаясь, захлёбываясь, задыхаясь своими эмоциями и тем самым чувством, которое держит меня мёртвой хваткой с шестнадцати моих девичьих лет…

Это его мышцы, его руки, его обнажённые плечи, его кожа, всегда смуглая и такая родная, пахнущая солнцем и всегда одним и тем же терпким мужским гелем…

Темно… В моём сне почему-то темно, а я хочу видеть! Хочу провалиться в его, вечно холодный карий взгляд, но для меня, и только для меня, пусть будет он горячим, нетерпеливым, любящим… Почему я не могу его видеть? Ведь это же сон, а во сне возможно всё!

Я хочу его слышать… Пусть тот самый голос скажет мне, как он любит меня, как я красива, пусть не для всех, а только для него, но пусть я буду лучшей из лучших, самой желанной…

Дурацкое предательское сознание, дайте мне свет, я хочу найти его губы!

Шея… Это его шея, такая нежная кожа на ней… Это волосы, я знаю их аромат, самый сумасшедший из всех запахов в природе… Его шёлковые пряди, мягкие, густые, на зависть красоткам… Я знаю, что они каштановые, знаю, что выглядят чёрными, когда он выходит из лазурного испанского моря или нашего бассейна, и помню, как смешно заворачиваются в мокрые полукольца, когда он стряхивает своей сильной рукой с волнами совсем не юношеских мышц с них воду… Щека… И эта щека немного колется, так возбуждающе колется, что мне вовсе не больно, а совсем наоборот — так сладостно приятно…

Именно такой она и должна быть, его щека, именно такой…

London Grammar — Everyone Else

Веду своими жадными губами по его скуле, стекаю к подбородку, и чувствую как сбивчивое, бесконтрольное, слишком частое для нормального мужского, дыхание обжигает мой лоб, щёку, влажные от болезненного пота волосы…

Почему он так дышит? Может быть, он тоже не совсем здоров в этом сновидении?… Конечно, это же мой сон, моя мечта, мои желания, и здесь, в этом пространстве, неподвластном моей жестокой и бездушной реальности, этот мужчина смертельно болен мною… Не я им… а он мною!

Но я не буду держать на него зла за то, что стало моим проклятием в том мире, где есть свет и яркие краски, но нет души, не стану безжалостно резать его своими редкими безразличными взглядами, не буду душить его, любя других, заставляя видеть и страдать так, как страдаю я… Не позволю ему созерцать меня в постели с другим мужчиной, никогда не скажу, что он — лишь развлечение для меня…

Я отвечу ему, вложив в свой ответ всю силу, всю доступную нежность, всю свою бесконечную, нездоровую, сумасшедшую любовь, ставшую моей насмешкой, моим проклятием… и моим же смыслом.

Пусть, пусть, пусть она будет! Пусть приходит ко мне во снах вот так, как сейчас, пусть будет мечтой, и я позволю себе целовать его губы, а он будет отвечать вот так же трепетно, как отвечает, так же захлёбываясь от собственной нежности, задыхаясь желаниями, а руки его будут гладить мою кожу, так же как делают это сейчас…

Его ладони на моей совершенно обнажённой груди и мне хорошо… Мне хорошо, как никогда… Интересно, в реальном сексе это так же приятно? Его пальцы гладят мою правую грудь, жадно сползают на левую, легонько сжимают, рождая в моём нереальном мире вполне реальные ощущения, те, которые я никогда в жизни не испытывала в том другом пространстве, где я, двадцатилетняя, всё ещё позорно продолжаю оставаться девственницей, неосознанно храня себя лишь для одного…

Для того самого, который в этом уже явно эротическом сне, так жадно сжимает меня в своих объятиях, целуя мои губы, облизывая мою кожу, спускаясь по шее к груди…

London Grammar — Non Believer

Боже, что он делает! Его рот на моей груди, его руки на моих бёдрах, а я в космическом полёте стремительно набираю высоту, и сверхзвуковые скорости заставляют сжиматься внутренности в моём животе, расходясь по остальному телу такой жаркой и такой сладкой волной…