Виктория Мальцева - Моногамия [СИ : ред. 2017 г.]

Поцелуй смерти изменил меня в корне, он вылечил многие мои хронические хвори. Прежде всего, конечно, избавил от депрессивной хандры по поводу предательства и жестокости Алекса, от страха перед его потенциальной изменой, от недостатка доверия, от ужаса, что когда-нибудь он всё-таки разлюбит меня, и тогда исчезнет из моей жизни уже навсегда. Но, самое главное, он окончательно, на всю оставшуюся жизнь, вытравил червь самокритики и самоуничижения.

Я осознала, как ничтожны, как мелочны были мои переживания, страхи, боли, тревоги, как глупо я растратила свою жизнь на них, как бездарно и безответственно однажды едва не лишила себя её…

Я поняла впервые, как много прекрасного и неповторимого было в моей жизни: мои дети, мои родители, Алекс и его невероятное чувство, тёплое лазурное море в Испании, Канадская осень, шоколад, музыка, Новый Год, Рождество, новые наряды, мои успехи, успехи детей, тёплый ветер, играющий прядями моих волос, катание на яхте, объятия и поцелуи любимого человека…

Так отчаянно ощущаешь остроту и вкус жизни тогда только, когда тебя лишают её против твоей воли, внезапно, неосторожно приблизив тебя к самому краю того, откуда возврата уже нет.

Jaymes Young — I'll Be Good

Что же стало с няней Кристиной? Да ничего особенного — она сбежала, правда не надолго, потому что федеральный розыск отыскал её уже через несколько дней. И хотя у няни было предостаточно возможностей совершить своё возмездие инкогнито, она умудрилась его провалить, а всё из-за того, что ей непременно хотелось, чтобы Алекс был поблизости, но не смог бы мне помочь.

Алекс, Алекс, Алекс…

Когда я давала показания офицеру полиции, так случилось, что происходило это в присутствии Марка и моего мужа. И вот Марк, услышав имя «Кристина», рассвирепел и тут же вышел, хлопнув дверью. Он вернулся, когда я спала, а Алекс работал в своём ноутбуке. Сквозь дрёму я услышала, как они начали шептаться, и конечно тут же проснулась, но не подала виду:

— Что ты с ней сделаешь?

— Ничего.

— Хочешь, я найду её? Я сделаю так, что эта тварь ответит за всё, даже за то, чего она не делала!

— Ты не прикоснёшься к ней и пальцем.

— Ты в своём уме? Она убила твоего ребёнка и почти убила… твою женщину! Да ещё как! Не известно ещё, чем всё это кончится!

— Она не виновата.

— Ты совсем кретин? Тогда я сделаю всё сам!

— Ничего ты не сделаешь. Она ответит по закону за то, что совершила. Каждый отвечает за свои поступки в меру своей вины, в том числе и я. Я виноват в том, что случилось! Я виноват, понимаешь! Она не одна такая, их десятки, их сотни, я довожу их до этого, я это делаю, а не они! И вот получил за это сполна…

— Да ты всю свою жизнь заставлял их млеть, но до этого момента никто никого не пытался убить, да ещё так зверски! Я не могу это так оставить, если бы Лера была моей женой, я бы уже нашёл эту чёртову няню и прикончил! Я не понимаю тебя и никогда не пойму!

— Благодари Бога за это.

— За что?

— За то, что ты не я.

— Если б я был тобой, она была бы со мной, так что мне не за что его благодарить.

— Держи свои чувства при себе, мне не зачем знать об этом.

— Ты знал всегда, и будешь знать. И ты…Ты элементарно не можешь защитить её! Ты настоящий идиот, ты хоть понимаешь, что она может выйти и довести это дело до конца, её посадят даже не за убийство, а за покушение! И она выйдет оттуда ещё озлобленнее и ещё решительнее!

— Я прослежу за этим и решу, что делать, потом. Проблемы будем устранять по мере их поступления. А сейчас сделай одолжение, не мешай, Лера, во-первых, отдыхает, а во-вторых, мне срочно нужно дать комментарии по квартальному отчёту и успеть, пока Лера не проснулась. Мне ещё отвечать на её бесконечные вопросы.

— И это тебе тяжело? Отвечать на её вопросы? Это твоя проблема сейчас? Ты бы лучше подумал заранее о том, что нужно предпринять сейчас, чтобы совсем не поседеть потом!

— Это уже не твоего ума дело. Езжай в офис — там уже расслабились все.

— Я поеду и, конечно, в твоём офисе и в твоей компании всё будет под присмотром, но! Больше можешь меня не считать своим другом!

Алекс не собирался мстить или наказывать, не для того он пришёл в этот мир. Но и оставить это жуткое событие без ответа он не мог, и то, что он придумал, не будет понятно мужчинам традиционного склада ума и характера, ведь такие поступки не совсем в мужском духе. Однажды, уже в самом конце моего пребывания в больнице, Алекс уехал по важному делу, как он сказал. Мне, привыкшей к его круглосуточному присутствию, вниманию и заботе, было тяжело пережить эти несколько часов, я скучала так сильно, как никогда. Когда он вернулся, я заметила на его шее не сбоку и не посередине, а чуть левее от центра наклейку.

— Что это у тебя?

— Сними плёнку и увидишь, — говорит он, очень мягко улыбаясь мне.

— Очередное тату?

— Да, — мурлычет он, целуя меня в шею.

— Может, пора уже остановиться? От тебя скоро тебя не останется!

— Эта — последняя, и из всех она единственная действительно нужная.

— Но место ты выбрал не самое удачное. Её же теперь видно будет всегда и всем, ты ничем не закроешь её, и это не совсем вяжется с твоим имиджем тотальной строгости на работе…

— Именно это от неё и требуется…

Я начинаю осторожно снимать плёнку, и понимаю, что меня ждёт нечто неординарное, потому что Алекс в это мгновение смотрит на мое лицо с особенным выражением ожидания, нетерпения и таинственности, он дышит тяжело и глубоко, и мне кажется, я даже слышу учащённое биение его сердца…

Под плёнкой оказалась вертикальная надпись… Надпись, содержащая семь букв, семь красивых, но, в то же время, ярких и чётких символов, обозначающих звуки моего имени Valeria…

Я поняла, что это не татуировка, это метка… Он пометил себя, отыскав для меня самое нежное и самое открытое место на своём теле, такое которое было бы доступно взору всегда и везде, ведь любой собеседник, любой просто проходящий мимо него человек неизменно наткнётся глазами на эту надпись, надпись моего имени, надпись, отсылающую мысли к большому Чувству, которое не терпит полутонов и оттенков, которое не допускает двусмысленности, которое единственное тяготеет к чёткости, честности и преданности…

Это и был его ответ всем потенциальным будущим «Кристинам», всем возможным отклонениям от того пути, который он однажды, уже очень давно, выбрал для себя. Это и было его решение, нетривиальное, возможно для кого-то не слишком мужественное, но для меня — самое сильное и самое мужское, какое можно только себе представить, ведь Алекс единственный мужчина на Земле, который с самого раннего детства искренне верит, что всё и всегда можно решить мирно…

Няня Кристина действительно почти убила меня. Она нанесла мне четыре глубокие раны, ребёнок умер сразу, и к тому моменту, когда вертолёт Алекса доставил меня в больницу, я сама уже почти истекла кровью. Само собой в моём спасении принимали участие лучшие хирурги и гинекологи, но даже это мне не помогло — в моём теле осталось незамеченное повреждение, которое продолжало сочиться кровью. Меня в прямом смысле слова спас Алекс и не бесконечным «Люблю», а своим чутьём, умом и своей безграничной любовью, которая и подсказала ему, вероятно, где была моя угроза. В первые часы после операции по штопанию бесконечных дыр во мне я не приходила в себя, хотя уже должна была, и это и было то, что насторожило его, но моё сознание вернулось ко мне лишь на мгновение тогда, когда я сказала ему, что мне больно… Именно в тот момент он и понял, что что-то не так, ведь я была под действием сильнодействующего обезболивания. Он буквально поставил всю хирургию на уши, он заставил их, технично убедил заново разрезать меня и посмотреть, что там. И вот когда они сняли швы, операционный стол буквально залило моей кровью, и им пришлось сделать полостной разрез, чтобы найти проблему и они нашли её, но ликвидировав, предупредили его, что шансов у меня не много… И вот тогда он прибегнул к последнему средству, какое у него осталось, к силе своего Чувства, именно оно и помогло ему удержать меня, а ведь соблазн не возвращаться был так велик, я помню это…