Виктория Мальцева - Моногамия [СИ : ред. 2017 г.]

— Это всё понятно, но почему ты сделал это тайно от меня, я даже не знала, кому спасибо говорить!

Он молчал и больше не улыбался.

— Так почему?

— Я боялся.

— Чего?

— Боялся выдать себя, — сказал он медленно. — Я знаю себя, по моим глазам меня можно читать, что ты и делаешь успешно пол жизни. Я бы сказал профессионально.

— Не поняла, что выдать?

— То, что впервые в жизни родилось во мне, будоражило и тревожило меня, и было такое… сладкое…

Мне хотелось спросить, что это, но я знала, ему это не понравится, он любил, чтобы я сама догадывалась. Но я сомневалась, я не верила, это не могло быть правдой, просто не могло. Поэтому я очень осторожно спросила:

— Так ты всё таки заметил меня?

— Заметил, — он улыбнулся опять, только уголками губ.

— Но, ты же сказал, ты был влюблён в другую девочку.

— Я сказал, что в моей голове была девочка, но я не сказал какая.

Повисла пауза.

— Только не говори, что это была я! После всех этих лет узнать, что ты влюбился в меня в 17 лет!

Он молчал, и уже не улыбался, мне стало ясно, что всё это не просто воспоминания для него. С ними связаны сильные переживания.

Adele- I Miss You

Я закрываю глаза, я напрягаю всеми силами свою память, и вижу, да, я вижу то, что обязана была помнить, но почему-то забыла: мы выходим из воды, мы оба устали, он идёт немного впереди, склонив голову, потом останавливается и наклоняется, кладёт руки на бёдра, чтобы отдохнуть и отдышаться. В этот момент я равняюсь с ним, я вижу всё это словно в замедленной съёмке, я помню это, да, я помню свои чувства… Я вижу его смуглую шею, близко, ведь я прохожу мимо, и длинные, чёрные, мокрые волосы, прилипшие к его спине, он убирает их на бок рукой, и я любуюсь, как играют его молодые мышцы, потом место на шее у основания волос, оно мокрое, нежное, капли воды стекают, сверкая на солнце, и я чувствую невероятное желание прикоснуться к нему губами, именно губами… Мне только 16 лет, моя женственность только просыпается, я не понимаю, я стыжусь этого чувства, но бабочки внизу моего живота неумолимо щекотят меня своими тревожными крыльями, мне приятно и стыдно до ужаса, да я помню этот стыд… Он медленно, совсем легонько поворачивает голову и искоса посылает мне только один единственный взгляд, он не знает, что я тоже смотрю на него, и наши глаза встречаются… И я вижу его… Это он, это Алекс, это его глаза, янтарно карие зрачки, черные брови, ресницы, это его изгиб губ, его кожа, его плечо, юное, но сильное… Мышцы на его груди только набросали рисунок своего будущего рельефа… Господи, это он! Это точно он… Он красив, как Бог! А я… я забыла его…

Открываю глаза, смотрю на Алекса и вижу те же карие глаза, те же губы, те же брови, те же чёрные волосы. Это он, тот невероятный парень с пляжа, только теперь он старше на 24 года. Я приближаюсь к нему, поднимаю волосы у основания шеи и вижу то самое место, да это оно… Целую его…

Он говорит мне почти шёпотом:

— Помнишь, как ты посмотрела на меня? Там, у воды…

— Да, я помню.

— Тогда всё и случилось, — говорит он, целуя меня нежно в голову. — Но… я опоздал!

Jessie Ware — Pieces

Чёрт возьми, он опоздал на одну лишь неделю! В тот день была ровно неделя нашего с Артёмом знакомства. Если б только эта встреча случилась чуть раньше, Господи, если бы она случилась раньше, как иначе всё сложилось бы! Я стала бы женщиной в его объятиях, как невероятно я перевернула бы эту страницу с ним вместе, как много и как восхитительно мы могли бы пережить тогда, когда мы были юными! Как много, как бесконечно много мы потеряли, пропустили!

Что-то сжалось во мне с болью, я почувствовала, как сожаления щипают мои глаза. Мой первый мужчина был не самым опытным любовником. Мы жили бурно, начало нашего брака прошло в ссорах и даже драках, а в то время, когда мы нашли с Алексом друг друга, секса между мной и мужем практически не было вообще. Но потом, уже после рождения дочери, в постели нам всегда было обоим хорошо, и это большей частью потому, что Артёму было более важно то, что чувствую именно я. Он изучал меня, экспериментировал, он стремился сделать всё идеально, и результат этих стараний не заставил себя ждать, я раскрылась для него в определённый момент, но произошло это далеко не сразу. Но я никогда даже приближённо не испытывала тех ощущений, которые были у меня с Алексом, с ним всё было иначе. И даже не потому, что желание рождается уже только от созерцания его тела, не потому, что в своих ласках он достиг мастерства, граничащего с искусством, а потому, что он делает это не только на физическом уровне, в этот момент будто занимаются любовью не только ваши тела, но и души. Я бы хотела сказать, что не знаю, как у него это получается, но это будет неправдой, я знаю. Он делает это глазами… Он смотрит, всегда смотрит, он изучает, он общается так, и я начинаю отвечать ему тоже. Я поняла это не сразу, а научилась много позже, он научил меня, не говоря ни слова. В начале нашей связи я занималась любовью с ним всегда с закрытыми глазами, потому что привыкла так. Лишь однажды он шёпотом попросил открыть их, хотя обычно никогда не говорит во время секса. Я послушала его, но снова закрыла потом, потому что не умела расслабиться иначе. Он больше не просил меня никогда, я сделала это сама много лет спустя, когда стала его женой, и тогда только я поняла, в чём был смысл, тогда впервые мне открылась вся магия любви с ним. Он делал это глазами, он будто проникал мне в душу и совершал в ней невообразимые, волнующие перевороты моего сознания, оно будто кружилось с ним в танце любви и нежности, он поднимал внутри меня гигантские, никем не тронутые до него пласты влечения и сексуальности. Делая вместе с ним эти открытия, я не переставала удивляться, сколько во мне всего тайного, скрытого, того, о чём я никогда не узнала бы, не будь его.

Вдруг Алекс сказал:

— Ты что-нибудь слышала о моногамии?

Конечно, я знаю, что это такое:

— Это явление, которое возможно и у людей и у животных, но классический пример это лебеди — они выбирают в юности только одного партнёра и проживают с ним всю жизнь. При этом известны случаи, когда после гибели одного из пары, второй умирал от голода, но фактически от тоски, потому что прекращал питаться именно после смерти своей пары.

Алекс смотрел мне прямо в глаза, и я поняла, что это был не вопрос вовсе, это было признание, трепетное, чувственное, выдержанное в течение многих лет, как дорогой коньяк. Столько лет он ждал, чтобы однажды открыть его мне!

Кто бы мог подумать, я не то чтобы не представляла себе, но более того, такая мысль даже и не могла возникнуть в моей голове, что всё было так восхитительно просто и невероятно романтично на самом деле. Не было ничего сложного в его чувстве, ничего запутанного, никакой извращённой или психологической подоплёки, ничего из того, что я так упорно искала на протяжении последних 17 лет. Я была потрясена… Я всегда подозревала в нём глубину, но моей смелости не хватило, чтобы вообразить себе, насколько на самом деле она могла быть таинственной, невероятной, необыкновенной и простой в то же время…