Сарина Боуэн - Останься

Мне становится немного легче. Я написала короткую речь, но боюсь, что она недостаточно хорошая. Или что она не сможет выразить всей моей благодарности. А я очень благодарна. Я росла с матерью, которую невозможно было порадовать, поэтому теперь я склонна с излишком вкладываться в работу. Я пашу как конь и иногда просто не понимаю, для кого я это делаю. Гонюсь я за успехом ради себя или потому что все еще, подсознательно, пытаюсь заглушить тот внутренний голос, который постоянно твердит мне, что я ничего не добьюсь.

Но сейчас мне не хочется погружаться в такие унылые мысли. Я точно знаю, что горжусь собой. И, наверное, это и есть ответ на тот Основополагающий Вопрос. Я делаю это для себя. Потому что мне было чертовски приятно строить свой маленький бизнес с нуля.

Но что еще было бы приятно, так это увидеть Мэтта. Однако его нигде нет. Я не отрываю взгляда от входной двери и горю надеждой, что он ее откроет. Он уже опоздал на десять минут, но время еще есть. Церемония начинается в восемь, а на часах в вестибюле только семь сорок.

Еще уйма времени, заверяю я себя.

Еще несколько людей заходят в отель. Мэтта среди них нет.

Я выуживаю телефон из своего черного атласного клатча, но он мне не писал. Нужно сделать глубокий вдох и успокоиться. Надеюсь, он уже паркует свою машину и в любую секунду войдет в дверь.

Я подхожу к двери вестибюля и смотрю, как машины мчатся по Фронт-стрит. Три машины останавливаются у отеля. Мэтта все еще не видно. Я снова смотрю на телефон. Семь пятьдесят. Он опаздывает на двадцать минут. Черт, надеюсь, его не задержали на таможне в аэропорту.

– Мисс Эмери? – Сзади ко мне подошла женщина со стойки регистрации.

– Всех гостей просят занять свои места, – вежливо говорит она.

– А? Да. – В отчаянии я еще раз смотрю сквозь огромные окна. Проклятье. Мне нужно идти в банкетный зал. Но Мэтта все еще нет.

Женщина прослеживает мой взгляд.

– Давайте сделаем вот как: вы оставите мне имя вашего гостя, а когда он придет, я лично проведу его к вашему столику.

Меня не радует такой компромисс, но и выбора нет. Я не могу оставаться в вестибюле вечно. Только подумать – прервать Барбару Дюбуа посреди ее речи, чтобы пройти к своему столику. Это было бы унизительно.

– Хорошо. Имя моего парня Мэтт Эриксон.

Ее выражение лица остается неизменным, значит, по хоккею она точно не фанатеет. Может быть, оно и к лучшему. Значит, она не будет скакать вокруг него, когда Мэтт все-таки приедет.

Я следую за знаками к дверям банкетного зала и на ходу пишу сообщение.

Хейли: Мне пришлось занять свое место. Женщина на входе проведет тебя к третьему столику.

Я жду, что он начнет печатать ответ, но точечки набора не появляются.

Хейли: Где ты?!

Банкетный зал уже заполнен. Я вхожу и вижу повсюду сияющие люстры, круглые столы, на которых стоят утонченные вазы, и море прекрасно одетых женщин. Я прохожу к своему столику. На мое лицо вернулась улыбка, и предвкушение тоже неподалеку. Боже мой. Я узнаю несколько известных дикторов и телеведущих. Эта комната просто заряжена эстрогеном. Женщин здесь, наверное, в два раза больше, чем мужчин, видимо, многие даже не позвали с собой партнеров. И в этом есть что-то потрясающее – в женщинах, которые все делают сами.

Я нахожу свой столик и неловко занимаю одно из двух пустых сидений. Когда я представляюсь сидящим за столом, оказывается, что здесь сидят только лауреатки и их спутники. И я здесь единственная без пары.

Он придет.

Конечно, придет. Он не может пропустить это. Час назад я проверила прогноз погоды и не увидела никаких бурь или других сложных погодных условий, которые отодвинули бы время вылета. Никаких принудительных встреч с прессой в Нью-Йорке у него тоже не было. Ему только и нужно было, что сойти с самолета, переодеться и сесть в машину. Может быть, движение у аэропорта плотнее, чем обычно?

– Итак. Хейли. Чем ты занимаешься? – вежливо спрашивает женщина справа. Ей около сорока пяти, и она представилась как Марианн Уинстон, но не сказала, какую награду получает.

– Я владею компанией «По пути», – отвечаю я, почему-то необычайно скромно.

Муж Марианн выглядывает из-за нее и широко мне улыбается.

– Подумать только! Я постоянно пользуюсь вашими услугами!

Марианн вскидывает свои тонкие светлые брови и смотрит на мужа.

– Пользуешься? – удивляется она.

Он локтем подталкивает ее тонкую руку.

– Родная, последние три года в твой день рождения нам доставляют цветы ровно в шесть двадцать девять – как иначе, думаешь, мне это удается? – посмеивается он. – Я не рыщу по улицам в поисках цветочного, который откроет мне в такую рань.

– Шесть двадцать девять? – спрашиваю я и стараюсь не улыбаться.

Марианн смущается, но отвечает:

– Я родилась в это время.

Мое сердце тает. Боженьки. Он так любит свою жену, что заказывает цветы в то же время, как она родилась, с точностью до минуты? Это так мило.

Марианн протягивает руку ко мне и слегка похлопывает меня по плечу.

– Хорошо, что ваша компания существует, Хейли. Вы доказываете, что настоящая романтика еще жива.

И помогаем изменщикам…

Я отодвигаю эту мысль подальше. Сегодня ночь, когда я должна быть счастливой. Мне нельзя думать о Каре. Хотя я была бы намного счастливее, будь Мэтт рядом.

У нас остается еще несколько минут, чтобы поболтать до начала церемонии. Я то и дело смотрю на телефон, пока Марианн не замечает и ее глаза не наполняются сочувствием.

– Ваш муж опаздывает? – спрашивает она.

– Парень, – отвечаю я и обеспокоенно киваю. Я, правда, надеюсь, что с ним все в порядке. Это не похоже на Мэтта – он звонит или пишет, если вдруг опаздывает. Вслух я добавляю: – Он скоро будет.

– Конечно. – Она оборачивается к мужу, чтобы я не успела заметить ее жалость.

О боже. Она мне не верит. Она думает, что меня бросили.

Но меня не бросили. Он придет. Мэтт совершенно точно придет.

Меня не бросили.

Меня бросили.

Мэтт не пришел. Было бы не так мучительно больно, если бы он позвонил. Или написал. Или что-нибудь сделал.

Уже девять, и церемония давно позади. Я опираюсь о колонну, держу последние капли напитка в руке и чувствую себя мерзко. Ремешок моей крошечной сумочки (какое вечернее платье без нее?) впивается мне в плечо. И из этой сумочки торчит моя награда. Это статуэтка сидящей женщины с задумчивым взглядом, ее ручка-перо нависает над гроссбухом. И статуэтка на удивление тяжелая.

Паршиво себя чувствую. И становится только хуже, когда включают Always on My Mind, чтобы пары могли потанцевать. Это моя песня грусти, я всегда включаю ее, когда хочется как следует пореветь. В исполнении Элвиса. [33] «Всегда в моих мыслях».