Александр Уваров - Лемурия

— Ешё Пушкин и Лермонтов есть, — подсказал Искандеров. — Обойма верная!

Игнат отмахнулся.

— Сам всё понимаю. Понимаю, Миша, что литература не должна закончиться двадцатым веком. И ещё хвост… из девятнадцатого. Новое должно быть, Миша! Новое! Разве я не понимаю?

Он постучал себя по лбу.

— Идеи! Идеи, вот что нужно!

Игнат сложил ладони у груди.

— Идеи, Миша.

Искандеров поставил бутылку на стол.

— Возьми лучше это. Больше ничего у меня нет.

Встал. И подошёл к окну.

— Ладно, — сказал Игнат. — Возьмём…

Допивал в одиночестве, не дожидаясь хозяина.

— Холодная выдалась весна в этом году, — сказал Искандеров, барабаня пальцами по стеклу. — Начало подходящее для грустной истории. Скажем так… Весь апрель дожди, дожди, дожди…

Скрип. Он с силой надавил пальцем на стекло — и повёл вниз.

— Во-о-от! Ка-а-апли! Одна за одной! Одна за другой!

Игнат вздрогнул.

— Перестань ты! — крикнул он. — Что за звук-то мерзкий! Ненавижу эти скрипы! Эти стоны! Не вгоняй меня в депрессию! Не затягивай в свой больной мир, мне ещё пожить хочется, дела поделать, вопросы порешать. Тебе на хлебушек с маслом заработать! На несовершенстве природы человеческой зарабатывать надо, а не проклинать её.

Игнат ударил кулаком по столу.

— Сделаешь три книги или нет?

Михаил равнодушно пожал плечами.

— Одну сделаю, — после минутного молчания ответил он. — Месяца за два-три. Как раз к осени…

— Вот и хорошо! — обрадовался Игнат и встал из-за стола.

И, к удивлению своему, без особых усилий удержал равновесие.

«Силён я, силён!» — с уважением к самому себе подумал Игнат.

— Правильное решение! — продолжал он. — Главное начать, как говорил Михал Сергеич. За первой и другие потянутся… Да не хмурься, не хмурься! Для писателя главное — молчание нарушить и до стола дорваться, а там так строчить начнёт — не остановишь. Мне ли не знать! И насчёт Светки…

Он подмигнул.

— Не… Не беспокойся! Ты, небось, мямлить начал да смысл жизни искать, вот она и ушла. Бабы не любят рефлексирующих интеллигентов, Миша. Ты сам это знаешь! Ты же сильный мужик, спортсмен, путешественник. Здоровый технарь, инженер. До чего тебя талант довёл и самокопание твоё? Смотреть больно! Завязывай с этим, ей-богу! Работать начинай. Она и придёт…

— Ступай, — попросил его Искандеров. — Голова болит, спать хочу…

Он нагнулся и поднял с пола упавший с кухонной полки чёрный полиэтиленовый мешок для мусора.

Помял его, повертел в руках — и вдруг потянул за тесёмки.

— Дожди… Воды много…

Игнату вдруг стало страшно.

— Брось, — выдохнул он.

По воздуху побежала чёрная рябь.

— Брось! — закричал Игнат. — Брось! Брось это! Брось!

Пора это выбросить. Пора. Странные сны.

«…по просьбе Игната Ивановича Палевича высылаю вам драфт договора на новый роман…

Рассчитываем получить ваш ответ завтра до конца рабочего дня.

По вашей просьбе срок на подготовку романа я увеличил с двух до трёх месяцев.

Игнат Иванович просил как можно быстрее завершить все формальности, так что при необходимости договор для подписания я могу привезти вам на дом, либо в любое указанное вами место.

Ожидаю скорейшего ответа.

С уважением

«…Издательство в лице Генерального директора И.И. Палевича, действующего на основании… настоящий Договор с М.Л. Искандеровым (в дальнейшем — Автор)…

…за вознаграждение передаёт исключительные права…»

Травки, между прочим, лечебные, а не ядовитые!

— Теперь ты разденься, — попросила она. — Я хочу увидеть тебя, всего тебя.

Он был послушен. Полностью покорен её воле.

«Мне воздаяние. Воздастся по делам, по словам, и по мыслям».

— Сними брюки. Отбрось. И это сними…

Её любовник обнажён. Обнажён и беспомощен.

— Передай мне…

Он протянул ей брючный ремень. Она протянула язычок ремня сквозь стальную пряжку.

Петля.

На шею или на руки?

— Сюда, — попросил он и завёл руки за спину.

Она приблизила голову к его груди. Кончиком языка провела по соску. Рука скользнула по его животу — ниже.

Тёмные волосы. Темнота.

Плоть растёт, удлиняется, наливается жаром. Сладковатый запах с кислинкой — острее.

— Хочешь оказаться в моей власти? — спросила она. — Не страшно?

Она улыбается.

— Нет, — отвечает он. — Не страшно…

«Иго твоё легко… Легко!»

Она обошла его. Прижалась к спине. Плотно. Охватила за плечи и на секунду узкой полоской ремня придавила горло.

— И теперь на страшно? Совсем?

— Нет, — ответил он.

Она погладила его ягодицы. Задержала палец на ложбинке. Медленно продвинула вглубь. Ещё немного. Ещё.

Глубже.

Лёгкой, едва заметной волной дрожь пробежала по его спине.

— И теперь? — повторяла она. — Я ведь могу потерять разум от страсти. Могу войти в тебя. Ты и это примешь?

— И теперь, — ответил он. — Смири…

Она набросила ему петлю на сведённые руки. Затянула узел.

— Я выпью тебя, — сказала она. — Всего тебя, до дна. Я буду обладать тобой. Тобой — всем! Ты весь будешь мой!

Она обошла его и встала перед ним на колени.

Кончиком языка провела по всей длине поднявшегося в возбуждении члена. Нежно прикоснулась губами к головке, смачивая её слюной. Рот её буквально истекал влагой, смешивавшейся с липкой прозрачной жидкостью, каплями собравшейся на головке члена.

Она подняла голову. Посмотрела на него с улыбкой.

— Да ты весь течёшь…

Он не ответил ей. Лишь дышал тяжело, словно задыхаясь в полночной жаре.

— Скоро ты польёшься… Скоро…

Она охватила губами его член и стала сосать, ускоряя темп. Ладонью поглаживала яички.

Потом повалила его на постель. Головой прижалась к животу, словно удерживая любовника на месте.

И сосала, вытягивая жидкость его, ощущая с восторгом, как набухает и наливается жаром головка члена.

И чувствовала, как любовник дрожит и извивается в объятьях её, как твердеют от сладкой судороги его мышцы. Чувствовала… Каким-то особым чувством, догадкой, прозрением, озарением мгновенным — увидела на многвение красный огонь, охвативший его живот.

Семя рвётся навстречу её губам.

Ноги его бьют по простыне.

Океан захлёбывается. Она глотает белую жидкость. Лижет языком кожу.

— Ещё… Ещё…

Пьёт — глоток за глотком. Горячее мясо пульсирует в неё в руке, будто стараясь вырваться из сжатых пальцев.

Последние капли. Она облизывает губы.

Теребит пальцами член, словно страраясь добыть ещё влаги. Он отвечает ей стихающими толчками всё ещё напряжённых и горячих тканей. Последние капли, уже не белые, а полупрозрачные, текут ей на ладонь.

Она растирает остатки спермы по животу.

И затихает на несколько минут, чутко прислушиваясь к шумному дыханию остывающего от страсти любовника.