Рейчел Липпинкотт - В метре друг от друга [litres]

– Держи меня в курсе, Стелла. Скажу Барб, чтобы присмотрела за тобой.

Надеваю свежие легинсы и свитшот, оставляю в блокноте запись – добавить в список бактробан – и иду к лифту. Поднимаюсь, перехожу во второй корпус.

Мама уже стоит возле кафетерия – волосы собраны в свободный хвост, под глазами глубокие темные круги. С виду она худее меня.

Обнимаю ее крепко и невольно напрягаюсь, когда она касается воспаленного участка.

– Все в порядке? – Мама смотрит на меня оценивающим взглядом.

Я киваю.

– Да, все отлично. Лечение – как ветерок. Дышать уже намного легче. А ты как?

Она тоже кивает и широко улыбается. Вот только улыбка так и остается на губах.

– Хорошо. Все хорошо.

Мы становимся в длинную очередь и, как обычно, берем салат «Цезарь» для нее, бургер и молочный коктейль для меня, а еще горку картошки фри для нас обеих.

Со столиком нам везет – освобождается место в углу, у широкого окна, подальше от всех остальных. За стеклом по-прежнему неспешно падает снег, и землю уже накрывает чистым и пушистым белым одеялом. Надеюсь, мама уйдет раньше, чем погода испортится.

К тому времени как я приканчиваю бургер и поглощаю 75 процентов картошки фри, мама едва успевает приступить к салату. Ест медленно, без аппетита. Лицо усталое. Похоже, снова всю ночь просидела за компьютером, читая одну за другой статьи и заметки о легочных имплантатах.

Помочь ей сохранять спокойствие мог только папа. Только он одним лишь взглядом останавливал ее на краю, не давал отчаянию накрыть ее с головой, утешал так, как не мог утешить никто другой.

– Мам, диета разведенки не идет тебе на пользу.

Она вскидывает голову, удивленно смотрит на меня:

– Ты о чем?

– Ты сильно похудела. Папе не помешало бы принять ванну. Эй, это я должна так выглядеть!

Мне так и хочется спросить: «Неужели непонятно, что вы нужны друг другу?»

Она смеется, забирает мой молочный коктейль и одним глотком отпивает едва ли не половину молока.

– Нет! – в притворном отчаянии вскрикиваю я и бросаюсь через стол, пытаясь вырвать стаканчик, но тут крышка отлетает в сторону, и коктейль выплескивается на нас обеих.

Впервые за долгое время мы хохочем как сумасшедшие и только что не падаем от смеха на пол.

Мама берет салфетку, осторожно вытирает брызги на моем лице, и ее глаза вдруг наполняются слезами.

Я хватаю ее за руку.

– Мам, что?

– Смотрю на тебя и думаю… они сказали, что ты не… – Мама трясет головой, закрывает лицо ладонями, но слезы просачиваются сквозь пальцы. – Но ты здесь. Взрослая. И красивая. А они все ошиблись.

Она вытирает салфеткой слезы.

– Не представляю, что бы я делала без тебя.

У меня холодеет в груди. «Не представляю, что бы я делала без тебя».

Я с усилием сглатываю, поглаживаю ее по руке, но мысли уже устремляются к воспалению. Перед глазами таблицы. Приложение. Эти 35 процентов как камень на груди. До тех пор, пока я не получу трансплантат, показатель не изменится. До тех пор только я сама могу не дать себе умереть. Могу и должна. Потому что, только поддерживая меня, мои родители держались сами.

Мама уходит, а я направляюсь прямиком в спортзал – Уилл хочет укрепить мои слабые легкие всеми возможными и доступными средствами. Я уже готова сказать, чтобы он не приходил – в конце концов, мне есть что обдумать, но с другой стороны, Уилл и сам не бывал в спортзале, наверно, лет сто. Беспокоиться о нем и о родителях одновременно – это уж слишком, тогда сосредоточиться на чем-то другом просто не хватит сил. Поход же с Уиллом в спортзал – это проблема, которую можно решить незамедлительно.

Начинаю с того, что сажусь на велотренажер. С некоторых пор спортзал стал одним из самых популярных мест во всем центре, и я частенько приходила сюда размяться во второй половине дня. Три года назад его обновили и расширили практически вчетверо, разместив баскетбольную площадку, бассейн с соленой водой, новенькие кардио- и силовые тренажеры. Отдельный, просторный зал с широкими, выходящими во двор окнами предназначен для йоги и медитации. Прежний, старый спортзал ограничивался одним унылым помещением с разносортными гантелями и инвентарем, выглядевшим так, словно его изготовили сразу вслед за изобретением колеса.

Оглядевшись по сторонам, вижу Уилла, который, задыхаясь и цепляясь из последних сил, пытается удержаться на беговой дорожке. За спиной у него портативный концентратор.

В спортзал я его практически затащила и должна признаться: видеть, как он старательно играет роль ворчуна, довольно забавно. Он не смог даже воспользоваться отговоркой и сослаться на «запрет покидать третий этаж», потому что у Барб сегодня ночная смена, а Джули с радостью отпустит Уилла куда угодно, если только это поможет ему улучшить легочную функцию и укрепить здоровье вообще.

– Хотелось бы мне знать, когда плоды нашей договоренности станут доступны и второй стороне? – выдавливает он, напрягая последние силы, и смотрит через зал туда, где я кручу педали на велотренажере. – Я сделал все, о чем ты просила, но отдачи от инвестиций не получил.

– Толстуха. Уже потею, – отзываюсь я, чувствуя на лице капельки пота.

Уилл шлепает ладонью по кнопке «стоп», дорожка резко останавливается, и он, вставив в нос канюлю и отдуваясь, поворачивается ко мне.

– У меня грязные волосы, и еще я устал, а моя тележка…

– Хочешь изобразить меня потной? Отлично! Вот тебе еще! – Я кручу педали так, словно спасаюсь от погони, и число оборотов в минуту возрастает едва ли не в четыре раза. Легкие уже горят, горло рвет кашель, кислород с шипением вырывается из канюли, а воздуха все равно не хватает. Ноги двигаются все медленнее, приступ кашля налетает и затихает, и мне удается наконец восстановить дыхание.

Уилл качает головой, и я бросаю взгляд на цифровое табло велотренажера, стараясь не замечать медленно растекающуюся по лицу краску.

Мы оба устало бредем в пустой зал для йоги, причем я иду впереди, а он за мной, отстав на полтора метра. Я сажусь к окну. Стекло прохладно от белого одеяла, накрывшего все снаружи.

– Мне надо позировать или как? – спрашиваю я, поднимая руку, чтобы поправить волосы, и застываю в театральной позе.

Уилл смеется и достает скетчбук, угольный карандаш и, к немалому моему удивлению, надевает голубые латексные перчатки.

– Нет. Просто будь естественной.

О да, хорошо. Это легко.

Я наблюдаю за ним. Уилл полностью сосредоточен, темные брови сошлись к переносице. Он поднимает голову, изучающе смотрит на меня синими глазами, и я торопливо отворачиваюсь, вынимаю собственный блокнот и листаю страницы.

– Что это? – Уилл указывает на блокнот карандашом.

– Список ежедневных дел, – объясняю я, вычеркивая пункт 12 « спортзал », и, спустившись к самому низу, вписываю « Уилл, портрет ».