Рейчел Липпинкотт - В метре друг от друга [litres]

– Список дел? – Он качает головой. – Довольно старомодно для человека, умеющего создавать приложения.

– Ну видишь ли, приложение не дает возможности получить удовольствие от таких вот простых вещей. – Я беру карандаш и вычеркиваю « Уилл, портрет ».

Он делает кислое лицо:

– Вот теперь ты действительно сделала мне больно.

Я опускаю голову, но спрятать от него улыбку не получается.

– Так что еще у тебя в этом списке? – спрашивает Уилл, склоняясь над скетчбуком и начиная что-то заштриховывать.

– В каком списке? В моем главном или ежедневном?

Он тепло смеется и качает головой:

– Ну конечно. Разумеется, у тебя два списка.

– Оперативный и долгосрочный! В этом есть своя логика, – защищаюсь я, но он только усмехается.

– Давай, срази меня своим главным списком. Самым важным.

Листаю страницы. Давно я не открывала эту часть тетради. Записи сделаны разными чернилами – красными, синими, черными, а две или три даже флуоресцентными, – в шестом классе у меня был набор гелевых ручек.

– Сейчас, минутку. – Веду пальцем вверх. – Волонтер на важном политическом мероприятии. Выполнено.

Я зачеркиваю запись.

– «Изучить все произведения Уильяма Шекспира». Выполнено.

Еще одна горизонтальная черта.

– «Поделиться всем, что знаю, с другими больными кистозным фиброзом». Это у меня… так… да, на Ютьюбе.

Вычеркиваю пункт и смотрю на Уилла. Странно, он, похоже, ничуть не удивлен. Кое-кто меня проверяет.

– Значит, твой план – умереть большой умницей, чтобы вступить в дискуссионный клуб мертвецов? – Он указывает карандашом в окно. – А ты когда-нибудь думала о том, чтобы… ну, не знаю… попутешествовать по миру или о чем-то в этом роде?

Опускаю глаза, вижу номер 27:

– «Побывать в Сикстинской капелле с Эбби». Не зачеркнуто.

Я откашливаюсь и иду дальше.

– «Научиться играть на пианино». Выполнено! «Овладеть разговорным французским…»

– Нет, серьезно, – перебивает меня Уилл. – Ты когда-нибудь делаешь что-то не из списка? Не обижайся, но все, что ты там написала, звучит как-то не слишком весело. – Я закрываю блокнот, а он продолжает: – Хочешь услышать мой список? Поучиться живописи у Боба Росса. Смотришь на его деревья, голубовато-желтые краски и думаешь, что нет, так не бывает, а потом…

– Боб Росс умер, – вставляю я.

Уилл криво усмехается:

– А, ну да. Тогда… придется довольствоваться сексом в Ватикане!

Я закатываю глаза:

– Думаю, в таком случае у тебя больше шансов встретиться с Бобом Россом.

Уилл подмигивает, но тут же становится серьезным. Таким серьезным я его, пожалуй, и не видела:

– О’кей, о’кей. Да, я хотел бы попутешествовать по миру и увидеть его по-настоящему, понимаешь? Не просто из окна больницы. – Он опускает глаза и продолжает рисовать. – Больницы везде одни и те же. Одинаковые палаты. Одинаковые, выложенные плиткой полы. Один и тот же стерильный запах. Я побывал везде, но толком ничего не видел.

Смотрю на него. По-настоящему. Он работает. Волосы падают на глаза, лицо сосредоточенное, ни намека на обычную ухмылку. Объехать едва ли не весь свет, но так и ничего не увидеть, кроме больничных стен. Интересно, каково это? Что касается меня, то я ничего не имею против больницы. Здесь я чувствую себя в безопасности. Мне здесь привычно и уютно. Но я приезжаю сюда, в одно и то же место, едва ли не всю свою жизнь и чувствую себя здесь как дома.

Если бы я улетела на этой неделе в Кабо и оказалась в больнице, радости мне бы это точно не прибавило. Наверно, жалела бы себя, несчастную.

– Спасибо.

– За что? – Он поднимает голову.

– За то, что сказал что-то настоящее.

Уилл смотрит на меня несколько секунд, потом ерошит волосы. Тема разговора сменилась, и ему не по себе.

– У тебя глаза карие… как орех. – Он указывает на окно, через которое сочится свет. – Я и не замечал, пока не увидел при этом освещении.

От этих слов и теплого взгляда сердце начинает глухо стучать в груди.

– Нет, правда, красивые глаза, – говорит Уилл секундой позже, и по его щекам растекается едва заметный румянец. Не поднимая глаз, он водит карандашом по бумаге, откашливается. – В смысле… если рисовать…

Прикусываю губу, чтобы не улыбнуться.

Впервые в жизни я ощущаю вес каждого сантиметра, каждого миллиметра из тех полутора метров, что лежат между нами. Поправляю свитшот, смотрю на кучку ковриков для занятий йогой в углу и стараюсь не думать о том, что это пустое пространство останется между нами навсегда.

Вечером я впервые за день открываю Фейсбук и просматриваю фотографии из Кабо, выложенные моими друзьями. Лайкаю новую фотографию профиля Камилы. Подруга стоит на доске для серфинга с широкой глуповатой улыбкой; мои предупреждения насчет использования крема от загара, судя по обгоревшим плечам, остались без внимания. Другая фотография, сделанная Мией через несколько секунд после первой, доказывает, однако, что успехи Камилы в серфинге – пока еще дело будущего. Удержавшись на доске три с половиной секунды, она успела улыбнуться в камеру, после чего благополучно свалилась в воду.

Обнаружив еще одну фотографию – ее запостил у себя Мейсон, и на ней его загорелая рука лежит на плечах Мии, – я исполняю небольшой победный танец. А когда вижу подпись под фото «Красотка из Кабо», чуть не падаю со стула. Быстренько ставлю «лайк» и закрываю приложение, чтобы послать ей сообщение – Вперед, Миа! – и добавить эмоджи с глазами-сердечками.

Оглянувшись, вижу, что блокнот все еще открыт на списке сегодняшних дел. Внимание привлекает пункт 27 « Сикстинская капелла с Эбби ». Я снова открываю ноутбук и подвожу курсор к голубой папке, которая называется «Эбс».

Поколебавшись секунду-другую, открываю – в ней море видео, фотографий и рисунков. Кликаю по GoPro-видео, которое сестра прислала мне два года назад, и вижу ее на высоком шатком мостике. Далеко внизу – так далеко, что голова кружится, – бежит бурлящая река.

– С ума сойти, а, Стелла? – спрашивает Эбби и возвращает на место сместившуюся камеру. – Вот, подумала, что тебе тоже захотелось бы это увидеть.

Она поправляет шлем, и я снова вижу мост, его край и далекую воду внизу.

– А еще я взяла с собой моего приятеля-прыгуна! – Она поднимает мою мягкую игрушку-панду, которая лежит сейчас рядом со мной, и крепко-крепко ее стискивает. – Не бойся, держу! – И в следующую секунду, не предупредив, бросается с моста. Я низвергаюсь в пропасть вместе с ней, и ее восторженные вопли громким эхом отдаются в динамиках ноутбука.

Пружинящий трос тянет Эбби обратно. Мы летим назад; на экране мордочка панды, и Эбби, задыхаясь, вопит:

– С днем рожденья, Стелла!

Сглатываю через силу и захлопываю ноутбук, локтем задевая банку с газировкой на прикроватной тумбочке. Пузырящаяся жидкость выливается на столешницу и каплями стекает на пол. Отлично.