Марина Светлая - Привычка разводиться

А теперь она попросила забрать на праздники Рената.

Покрутив еще немного елку на треноге, он смирился, что все-таки кривовато. И выбрал для нее положение, в котором это было наименее заметно.

Повернулся к жене. И спросил:

- Порошок давно пила?

- Давно.

- Ела хоть что-нибудь?

- Ага, мандарины. Сто лет их в таком количестве не ела, кажется, с самого детства, - хихикнула Даниэла.

- Нормально. Витамин С. Организм требует. Давай я тебе бутерброд сделаю. А потом дозаправишься лекарством?

- Спасибо, Леш, - кивнула она и устроилась удобнее. – Я полежу пока, голова болит.

Он улыбнулся, подхватил кота и отправился на кухню – тарахтеть посудой и заваривать свежий чай. Глянул на часы, висевшие над дверью. Скоро девять. Достал кошачий корм. Насыпал в миску. Посмотрел на кота, шевелившего от нетерпения усами. И сказал:

- Кушать подано. Садитесь жрать, пожалуйста.

Повторного приглашения Ренат дожидаться не стал.

Тем временем Леша рылся в холодильнике, где мышь, если и не повесилась, то была близка к суициду. Для бутерброда ничего и не нашлось, кроме заплесневевшего куска сыра. Тот самый случай, когда кот питался лучше хозяйки. Но бывший муж не унывал. На него внезапно нашло вдохновение. На дверце оставался еще пяток яиц. А в банке было соленое сало. Теща старалась.

Потому через пару минут на сковороде шипела яичница, на которую Берг-Соколовский увлеченно натирал сыр, предварительно очищенный от плесени. Потрясающее новогоднее меню. К тому моменту, пока Ренат расправился со своей долей, незамысловатое блюдо было разложено по тарелкам. Леша заканчивал заваривать чай. Кот удовлетворенно замурчал. А хозяин ему ответил:

- Я в курсе, что я дурак!

Ренат фыркнул. В конце концов, мужик мужика всегда поймет.

В гостиную Берг-Соколовский возвращался триумфатором. С яичницей и приборами. Возвращался, чтобы наблюдать уснувшую жену, громко сопящую заложенным носом. Леша вздохнул и поставил тарелки на журнальный столик. Потом выдвинул оставленную Даниэлой под столом коробку с елочными игрушками и извлек из нее гирлянду. Неторопливо распутывал проводки и улыбался, глядя на жену. Стукнул себя по лбу. Сгонял в комнату. Вернулся с еще одним одеялом и накрыл ее ноги. Во время простуды у нее всегда мерзли ступни. Они становились ледяными, и отогреть их было нереально. Но он пытался. Разными способами.

Неторопливо отломил себе вилкой кусок яичницы. Отправил его в рот. И обреченно кивнув, поплелся вешать гирлянду на елку.

Спустя полтора часа он удовлетворенно взирал на результат своего труда, улыбаясь во весь рот. Ренат радостно пытался дотянуться до одного из шаров.

- Пшш! – зашипел Берг-Соколовский, и кот ретировался под кресло. А Леша передислоцировался на пол возле дивана, вытянув ноги перед собой, а голову откинув на сиденье так, что упирался макушкой в коленки жены. Просунул руку под одеяла. Так и есть. Не спасло. Как и шерстяные носки. Лед, а не ноги! Осторожно, чтобы ее не разбудить, он принялся их массировать.

Она вскоре проснулась, но еще долго не открывала глаз. Потому что тогда придется снова вспомнить, что они уже два месяца в разводе. И завтра она улетит в чертовы Альпы. Вот что она там будет делать сама? «Сидеть в номере, лакать рислинг и заедать его камамбером, - сердито ответила сама себе Даниэла Берг-Соколовская, в девичестве Ляпкина, - весьма романтично!»

До Нового года оставался один час пятнадцать минут.

- Мне щекотно, - сказала она, дернув ногами, - а елка красивая.

Руку он, естественно, не убрал, хотя массаж прекратил. Повернул голову так, чтобы было видно ее лицо. И очень серьезно спросил:

- А фонарь у него под глазом классно смотрелся, да?

- Классно, - подтвердила она с улыбкой.

- Если бы я тогда извинился, ты бы простила?

- За что конкретно?

- Ну… явно не за его фингал. Это дело чести… За то, что потом было. Я всю жизнь сижу за последней партой, а тебя отсадили вперед, к другому мальчику.

- Чушь! – возмутилась Даниэла. – Какая еще задняя парта?

- В двадцать третьем кабинете. В торце школы.

- Может быть, ты, наконец, повзрослеешь? И вспомнишь, что мы давно уже не в школе, - она вздохнула. – Леш, я не брошу работу. И буду дальше делать карьеру так же, как ты будешь писать свою диссертацию. Разве я была когда-то против? А ты, если не хотел кота, зачем соглашался?

На несколько мгновений он завис, глядя, как животное крадется по полу, внимательно следя за собственной тенью. Редкостный идиот.

- Ну… вообще-то… я тоже хотел кота, - наконец, признался Берг-Соколовский.

- Ну а с Альпами что не так?

- Та все с ними так. Просто запланировать надо как-то… не во время сессии чтобы…

Данька вздохнула.

- У тебя если не сессия, то приемная комиссия, - замолчала. Когда пауза затянулась, полувопросительно добавила: - Ладно, тебе пора, наверное…

В пустую квартиру Димона, где он спал на неудобном диване и ходил по стенам? С котом, который, конечно, начнет драть обои и драгоценные занавески матери сожителя? Чтобы до утра курить на кухне в одиночестве и прокручивать этот их разговор в своей голове до тех пор, пока не взвоет волком?

- Ну да, пора, - мрачно сказал Леша и поднялся с пола. – Хорошо тебе слетать. С наступающим.

- Спасибо. И тебе всего хорошего. Ренат если пакостничать начнет, так домой его привези. Ключ у тебя есть.

- Справлюсь. Как-нибудь. Ты лекарство выпить не забудь. И спи. В котором часу самолет?

- В полдвенадцатого.

- Может, тебя подвезти? Я все равно бухать не собираюсь.

- Да я и так тебя Ренатом нагрузила.

- Он, конечно, теперь тяжелый, но не настолько, чтобы не дотащить твой чемодан до терминала.

- Смотри сам…

- Тогда я приеду к половине девятого. Пробки, то-сё…

- Ну да, пробки… завтра… с утра, - она усмехнулась. – А у меня на завтрак ничего нет, и мандарины закончились.

- Я все привезу. И мандарины. Или могу сейчас метнуться к Димону. Его все равно нет, а холодильник затаренный. Даже к курантам успею.

- Не успеешь. Гнать будешь, опять машину разобьешь.

- Откуда знаешь? – охнул он.

- Мир не без добрых людей, - пожала она плечами.

- Вот козлы. Там ерунда была, правда. Об руль долбанулся. Уже ничего нет.

- Я, по-твоему, за руль переживаю?

Он не ответил. Некоторое время они ничего не говорили, глядя друг другу в глаза. Потом он снова сел на пол возле дивана и прошептал:

- У меня без тебя ничего не получается, Дань.

- А мне без тебя плохо.

- Тогда выходи за меня… снова, а?

Ответить она не успела. Желудок Рената не справился с мишурой. И в этот самый момент та начала свое движение по кишечнику на выход. С громкими стонами, волоча за собой зад и изображая умирающего, он вполз в комнату. Остаток ночи Берги-Соколовские откачивали кота.