Марина Светлая - Привычка разводиться

- Я потом поем.

- Как знаешь.

Он отлепился от стола и направился к холодильнику. Открыл дверцу. Критическим взглядом осмотрел его содержимое. Достал тарелку с какой-то нарезкой, сообразил себе бутерброд, налил чаю и уселся за стол, задумчиво жуя. Знал, что она только и ждет, когда он свалит. Но валить не торопился. Доставляло какое-то странное удовольствие наблюдать ее недовольство и напряженность. И даже не отдавал себе отчета в том, что и сам был напряжен сверх всякой меры.

Проглотив кусок сыра и залив его чаем, спросил:

- Ладно. Давай так. Что я, по-твоему, должен был сделать? Прогулять защиту? Или явиться на кафедру и сказать: «Ой! Простите! У меня тут путевка. Никак не могу! Отзывайте Анисимова, защищусь в другой раз!» Так?

- Я не знаю, Леш, - ответила она быстро и уныло, - я надеялась, что эта поездка поможет сохранить наши отношения. Я могла ошибаться, но попробовать стоило. Все так складывалось. Марика забирала бабушка, меня отпускали, ты обо всем договорился. Ведь ты сказал, что договорился. Ты пообещал, понимаешь?

- Понимаю! Я пообещал! – снова взвился Леша. – Но и ты тоже кое-что обещала! Любить меня до конца наших дней обещала! Получается, соврали оба, да? Иначе зачем было пытаться «сохранить наши отношения»? Они бы в этом не нуждались, если бы ты тоже слово сдержала!

- Марика разбудишь, не кричи! – возмущенно рыкнула она. – Если бы я тебя не любила, я бы не ждала полгода. И не отпуск бы планировала, а твои вещи отправила к Димону!

- Тогда нахрена? – взревел он, вскакивая из-за стола. – Нахрена все это было, а? Может, хоть раз объяснишь? Имею я право от тебя услышать, а не от твоей матери, о собственной несостоятельности как твоего мужа? Что я сделал тебе такого ужасного, что надо было выбрасывать меня из своей жизни, как ненужную собаку?

- Я тебя не выбрасывала! Я ушла из твоей. Меня давно там не было, а ты и не заметил.

Его рот медленно раскрылся, и несколько мгновений он так и стоял. Потом щелкнул зубами. Вышел из-за стола и навис над бывшей женой. Бывшей женой, которую то придушить хотелось, то поцеловать.

- То есть, это я тебя разлюбил? – уточнил он.

- Ты привык.

- Что за херню ты себе придумала?

- Я не придумала. Я всего лишь видела, что происходит. У тебя была диссертация, у меня работа. Мы с тобой встречались у кроватки Марика или раз в неделю для пятиминутного перепиха. У нас не осталось ничего общего, Леш.

- О Господи… - пробормотал Берг-Соколовский и заставил себя отстраниться. Иначе точно что-нибудь сотворил бы своими руками, которые откровенно чесались – сжать в объятиях так, чтобы выдавить из ее на редкость красивой головы эти на редкость идиотские мысли.

Хотя…

Если вдуматься…

Ну, пятиминутный перепих – это она загнула, конечно. Минут по десять уходило, пока Марик не просыпался… Да и уставали оба… И вообще… Сублимацию никто не отменял в военно-полевых условиях…

«Грудь – это эрогенная зона, а не холодильник!» - кажется, так она сказала, когда показывала ему бикини для Индии и объясняла необходимость немедленного отлучения Марика от грудного кормления.

А потом его защиту перенесли на десятое декабря. Потому что пятнадцатого Анисимов уезжал преподавать в Нью-Йорк по контракту на полгода. А другого специалиста по его теме хрен найдешь в ближайшее время.

У него было только пару минут, чтобы решить. Что тут было решать?

- Значит, я тебя как мужчина устраивать перестал? Так? – ошарашенно спросил Берг-Соколовский. – У тебя энергии на все хватало. На Марика. На работу. На секс. Асинхрон.

- Дурак! – констатировала Даниэла.

- Дура! – заключил Леша.

- Вот и поговорили, - Даниэла встала из-за стола. Убрала бутылку в шкаф, бокал сунула в мойку. – Тебе пора.

- Да нихрена мне не пора! У меня абсолютно свободный вечер!

- Но это не значит, что ты должен проводить его в моем доме!

- Почему нет? Здесь мой сын и моя жена!

- Бывшая, - уточнила Берг-Соколовская. – Хочешь побыть с Мариком? Пожалуйста. Могу уйти и я.

- Не можешь. Пока не объяснишь мне еще одну элементарную вещь. Прости, у тебя муж – дебил, - он приставил указательный палец ко лбу и добавил: - Не сразу все факты в своей голове состыковывает. Ты всерьез считаешь развод панацеей от всех проблем, да?

- Да ничего я не считаю! – голос ее зазвенел. – Я тебе не калькулятор.

- Тогда какого черта, а? Данька?

Она непонимающе посмотрела на Алексея. Он снова нависал над ней и внимательно смотрел в ее лицо. В прошлый раз, два с лишним года назад, было просто. Он налажал. Он постарался загладить свою вину. И вроде даже получилось. Он так думал. А теперь кто налажал? Результат тот же. Развод. Только в этот развод она уже ничего не хотела объяснять. Молчали и гнули свое, как ненормальные. Зато удивительным образом напустилась вся ее родня средней численности.

«В кого ты ее превратил? – верещала теща. – Я отдавала за тебя девочку с сияющими глазами, а с тобой она кем стала? Я знааала! Всегда знаааала, что ты ее несчастной сделаешь! Прилип, как банный лист! А у нее ведь такие варианты были! Ей ведь стажировку за границей предлагали!»

Потом еще Рената делили. Дикость. Люди детей делят. Они – кота.

- Ну хочешь, я не поеду ни в какой Лондон, а? – отчаянно спросил он.

- С ума сошел? Ты столько для этого сделал.

- Честно. Вот сейчас плевать.

Она покачала головой.

- Только ты сам должен решить.

- Как-то ты сама решила свалить в Индию. Не оценила того, что я сделал для гребанной диссертации. С чего сейчас тебя это обеспокоило? Я уже и так прилично заплатил за то, чтобы чего-то добиться – я тебя потерял. Считаешь, это сравнимо?

- Нам вряд ли поможет, если я не пущу тебя в Лондон.

- То есть диагноз поставила? Бесперспективно и нехрен тратить на это время, да?

- Прекрати! – сорвалась Даниэла на крик. – Я не это имела в виду! Я не ставила никакой диагноз! Я не мешала тебе защищаться – плохо. Я не мешаю тебе ехать в Лондон – опять плохо. Чего ты хочешь?!

- Тебя!

- И всё?

- Ты прекратишь трындеть или нет? – он наклонился еще ниже, и их глаза оказались так близко друг от друга, что он видел золотистые прожилки в ее коричневых радужках. И сам не помнил, когда, в какой момент его ладони оказались на ее плечах.

- Останови меня, - прошептала она, пробираясь руками под его пиджак.

- Да легко, - вырвалось из его груди с хрипом, и почти в ту же секунду он впечатал свои губы в ее, заполняя ее всю – собой.

А потом уже ничего не соображал или не помнил. Слишком давно не прикасался к ней, чтобы соображать. Сублимация – чушь. На пол полетел его пиджак. Пуговки ее блузки жалобно затрещали. С какого раза они дошли до спальни? Не с первого точно. Задерживались в прихожей? Наверное. Потому что с вешалки посыпались шапки. Это было бы очень смешно, если бы они обратили внимание. Но им было некогда.