Марина Светлая - На берегу незамерзающего Понта

Разочарованное — то слово, которое лучше всего характеризовало его молчание.

— А меня Фастовский убьет, если узнает, что я в акции участвую, — ляпнула Полина первое, что хоть как-то сформировалось в ее голове — чтобы разрушить тишину.

Стас кивнул. Видимо, хотел промолчать. Не вышло. Повернул к ней голову и проговорил отчетливо и ясно:

— Размениваться на мелочи, имея цель, глупо.

— Это займет полчаса времени и для хорошего дела. Почему же мелочи?

— Сколько вам там надо собрать? Я перечислю. Для хорошего дела.

— Сколько соберем… Чем больше — тем лучше, — Полина «протопала» пальцами по рукаву его пальто к ладони. — Ты же не сердишься?

— Нет.

— И я нет.

— Тебе и не с чего. Я идеальный партнер.

— А я — так себе, — со вздохом сказала Полька.

— Ты — учишься. Знаешь… вроде того, что жену, чтобы воспитать под себя, надо брать несмышленышем.

— Мама говорит, я безнадежна.

— Твоя мать — не замужем. Не ей судить.

У самого Штофеля родословная тоже была идеальной. Родители прожили в браке сорок с лишним лет. То, что происходило за рамками брака — периодически мелькало в прессе, но, тем не менее, семья оставалась семьей, невзирая ни на что. Делить капитал не входило в сферу интересов ни одного из ее членов.

— Думаешь, у меня получится? — Полина повернула голову к Стасу.

— Ты же отличница. Если ставишь себе цель — добиваешься. Потому мне не нравится твоя акция. И мне не нравятся твои отказы там, где они неуместны.

— Поэтому я быстренько поучаствую в акции и поеду домой.

Стас снова посмотрел на Полю. Почти раздраженно. С ним никто никогда не спорил, не осмеливался даже спорить. И если другие его в таком состоянии не трогали, то Полина — теребила, не давала надеть броню. Она выворачивала его наизнанку своим упрямством.

— В следующий раз я не приму отказа, ясно? — полусердито, полушутя сообщил Штофель.

— Так смотря ж что предложишь, — улыбнулась она.

— Я играю только по-крупному. Это то же самое, что не разменивать себя на ерунду.

— Не сердись. Мне просто все интересно.

— Я надеюсь, это ты тоже перерастешь. Разбросанность никого еще до добра не довела.

— Бука! — констатировала Полька.

Стас закатил глаза и снова уставился на дорогу. «Бука» — там, где другие были бы уже в ужасе. Но, как бы он ни злился, мозг не захлестывали эмоции. Он никогда не повышал голоса, не запугивал. Не давил так, чтобы выжать из нее желаемое. Обезоруживала? Молодостью, красотой, веселостью? Нет. Но что-то в ней такое было, что он, взрослый мужик, в жизни которого случилось немало молодого, красивого и веселого, здесь оказывался безоружен.

— Сердечко? Золотое? — процедил он сквозь зубы.

— Да! — весело защебетала Полина. — Тонкое такое, просто силуэт, чтобы без ушка и цепочка сквозь него продевалась.

— Господи, чушь какая. Ты себя слышишь?

— Чушь, — согласилась она. — Тогда улыбнись… Пожалуйста.

— Сейчас это будет выглядеть, хуже, чем у Шварценеггера в Терминаторе.

— И вот что мне с тобой делать?

Полина принялась задумчиво смотреть в окно, выхватывая из общей картины отдельные элементы — красный свет светофора, кошка в окне, мальчишка на велосипеде. Под странные отдельные звуки в голове, цепляющиеся друг за друга и пытающиеся заявить себя как мелодию.

Среди всего этого в общем потоке плыл черный внедорожник, увлекавший их в коттеджный поселок, постепенно становившийся ей привычным за этот без малого год их встреч. Квартира в центре устраивала бы ее больше, оттуда было удобнее добираться к себе. Но Штофель все чаще увозил ее именно в этот дом, далекий от чрева одесской жизни. Здесь, в сдержанно-бежевых стенах под красной крышей, среди парковых дорожек, по обе стороны которых были высажены пока еще небольшие туи, царили тишина и спокойствие. И до моря всего-то десять минут. Сбегать отсюда с каждым разом казалось все меньшим соблазном. Затягивало. В этом она увязала, как в карамели.

— Приехали, — констатировал Стас очевидное, когда они подъехали к дому, а им навстречу из-за ворот выскочил работник, чтобы загнать автомобиль в гараж. Смысл был не в констатации. А в том, что он соизволил снова с ней заговорить.

— Ура! — выдохнула Полина, вышла из машины и пошла по дорожке к дому. Всё здесь было знакомо и привычно, давно осмотрен и участок, и сам дом от подвала до чердака с присущей ей неутомимостью. И теперь она прямым ходом направилась в ванную, переобувшись в прихожей в «свои» тапочки, а оттуда — в кухню. Потом послышался ее голос: — Ста-а-ас! Чай будешь? Или кофе?

И ей в затылок ударилось его горячее дыхание, а талию ее со спины обхватили его большие ладони.

— Я тебя два дня не видел. Какой, к лешему, кофе?

— Черный, горячий и сладкий, — пояснила она, разворачиваясь в его руках.

— Потом кофе, — прошептал Штофель. Его дыхание щекотало ее лицо. А ладони скользили от талии по ребрам — к груди, забравшись под блузку. — Или тебе очень хочется кофе?

— Неа…

— Тогда давай перенесем его… на вечер… Иди сюда.

Полина закинула руки ему на шею и коснулась его губ поцелуем. Он глухо рыкнул и подхватил ее под бедра. Его язык совсем не так, как при встрече на перроне, вторгся в ее рот. Все размолвки с ним решались просто. Через постель. Хотя это приносило кратковременный эффект, но сглаживало.

Не успела она оглянуться, как уже оказалась на диване в гостиной, а он нависал сверху, торопливо расстегивая ее джинсы и коротко выдыхая. Его же брюки были расстегнуты и приспущены. Она помогала ему. Раздевалась сама, стаскивала футболку с него. Привычно разводила колени, чтобы почувствовать его бедра между своими. Тихо охала, когда горячая плоть проскальзывала в нее и ритмично двигалась внутри, стремясь к разрядке.

Чуть позже он замрет на мгновение, сцепив кулаки там, где окажутся пальцы — на ее волосах или запястьях, а она охнет снова — чуть громче и облегченно.

Так, как должно быть.

Так, как было всегда.

Так, как она привыкла.

А потом, откатившись на спину, он негромко спросит:

— Ты как?

Она поцелует его в ответ — в губы, или в шею, или в плечо — и, притихнув, устроится рядом. Он прижмет ее к себе, и его тяжелая рука ляжет на ее грудь, мешая дышать. Потом, позже, возможно, все начнется сначала. Ему никогда не хватало одного раза. И удовлетворив свой первый порыв, в следующую их попытку он не отпускал ее дольше.

К ночи она все так же привычно была дома. Знала, что Стасу не нравится, но снова настояла на своем. Он отвез ее и ее сумку с припасами в небольшую однушку в спальном районе после ужина и кофе — как оговорено, крепкого и сладкого.

В горячей воде, наполнившей ванную сладким запахом роз и сандала, Полина трогала себя так, как никогда не прикасался к ней Стас. Скользила пальцами, находя заветную точку, распаренную, возбужденную, требовательную. Фантазировала о его языке, сдерживала вскрик. И доводила себя до экстаза, разглядывая шальными глазами потолок.