Тилли Коул - Ревейдж [ЛП]

моего ответа. Сглотнув, я покачала головой, игнорируя пульсирующую головную боль.

Мужчина замер, его челюсти сжались в отчаянии.

Он отступил назад, чтобы встать рядом со мной. Я приготовилась к тому, что, как я

знала, будет дальше. Свободной рукой он обхватил мое лицо, слегка сжимая щеки. Он

отвел мое лицо в сторону, пока оно не оказалось в нескольких дюймах от его лица, и

произнес:

— Ты можешь верить, что ты сильная, маленькая грузинка, но я только начал. Ты не

сможешь вытерпеть то, что я приготовил для тебя. В конце концов, ты сломаешься, —

согнув руку, покрытую татуировками имен своих жертв в локте, он добавил, — вы все

ломаетесь. Я гребаная Smert’ s Kosoy (прим. пер. — Смерть c Косой). Предназначен для

единственного — убивать.

Мое сердце пропустило удар, когда его слова донеслись до моих ушей, и я

прошептала:

— Предвестник смерти.

У меня кровь застыла в жилах, когда этот мужчина, этот покрытый шрамами

русский предвестник смерти, улыбнулся. Два ряда прямых белых зубов блестели под его

полными губами, верхняя была испорчена красным шрамом, и его улыбка вызвала у меня

страх. Потому что я знала, что он говорит правду. Ничто в этом человеке не кричало о

безопасности! На самом деле все было наоборот: его внешний вид, само его присутствие

кричали: опасность!

Тем не менее даже когда он потянулся, чтобы включить холодный вентилятор, все, о

чем я могла думать, было то, что он сказал. Что он предназначен лишь для одной цели.

Разработан. Не рожден, без права выбора, спроектирован.

Как и Заал с Анри должны были убивать ради Джахуа.

Заал, который больше не исполнял роль убийцы, который сейчас был спокоен и

свободен.

Возможно, и этот мужчина смог бы стать таким. Мой желудок сжался, когда я

посмотрела на его покрытое шрамами тело и лицо, эти измученные голубые глаза.

Внезапно все, что я увидела, были мои братья-близнецы, стоящие передо мной. Моих

братьев загнали в жестокое рабство. Моих братьев, которые когда-то были непорочными

и добрыми людьми.

Как и Заал, мой похититель также мог бы стать однажды добрым мужчиной.

Это была последняя мысль перед тем, как я потеряла сознание… что возможно этот

мужчина может быть спасен так же, как и Заал.

***

Я не была уверена в том, как долго длилась моя пытка. Когда я в первый раз

потеряла сознание, то очнулась в одиночестве. Но затем вернулся он. Он всегда

возвращался. Каждый раз, возвращаясь, он обливал меня холодной водой, затем согревал, потом снова замораживал, пока я снова не теряла сознание. Когда я просыпалась, его

вопросы были бесконечны. Он требовал, чтобы я назвала свое имя. Он хотел знать, откуда

я знаю Заала. Он требовал ответов на вопрос, кто защищает моего брата — их имена — и

как он может добраться до Заала.

Но гордость переполняла мою грудь, что даже во время моей слабости, даже в моем

дезориентированном состоянии, я оставалась верной своей крови.

Я была Элен Мелуа из Казрети, Грузия, и ничего не знала о Заале Коставе.

Я оставалась прикованной к плите, стараясь держать глаза открытыми, когда

мужчина появился снова. На этот раз его присутствие не вызвало во мне никакой реакции.

Я бы этого не допустила. Я должна была быть сильной, чтобы выдержать его пытки.

Мои глаза, словно пьяные, следили за каждым его шагом. Внезапно он остановился, и ошейник на его шее, казалось, напрягся. Я с восхищением наблюдала, как он откинул

голову назад. Мускулы его груди, туловища и рук напряглись и вздулись толстыми

венами. И его шея. Ошейник что-то делал с его шеей. Я смотрела, как он стиснул зубы, и

его тело сотрясалось от ярости. Он издал оглушительный рев и немедленно упал на пол.

Ошейник. Ошейник что-то делал с ним.

«Наркотики?» — подумала я. Потому что, если этот мужчина была схвачен, и ему

причиняли боль, как и моим братьям… Какой была его жизнь? Что он пережил?

Глядя на него, неподвижно лежащего на полу, я не могла не представлять перед

собой своих братьев. В моем измученном, болезненном сознании все, что я могла видеть, было моими героями детства. Как и этот человек, наполненный только потребностью

убивать.

Эта мысль принесла новый вид страха в мое сердце. Потому что, если его накачали

наркотиками, если человек прошлой ночью был накачан наркотиками, я знала, каким

чудовищем он будет, когда проснется.

Я отчаянно натянула наручники, пытаясь освободиться, но услышав низкое рычание, опустила глаза на пол. На меня смотрел вчерашний похититель. Его глаза были

расширены до черноты, и он смотрел на меня так, словно хотел разорвать на части.

Я замерла. Пот выступил на теле мужчины, его покрытая шрамами кожа блестела от

влаги. Затем он оттолкнулся от пола, вены на его выпуклых мышцах были так заметны, что казались неестественными.

Мужчина приблизился, и его потемневшие глаза блуждали по моему

распростертому телу. С разъяренным лицом он потянулся к наручникам на моих

запястьях и расстегнул их. Затем он поднялся на ноги, повторяя это действие, все время

тяжело дыша — как будто что-то внутри сжигало его заживо.

Когда оковы были сорваны с моей лодыжки, я пошевелила онемевшими

конечностями. Вскрикнула от жгучей боли, пробежавшей по моим усталым мышцам.

Стиснула зубы от боли, молясь найти хоть какое-то облегчение, когда упала на пол, выпущенная мужчиной из его объятий.

Звук передо мной привлек мое внимание. Когда я проследила направление звука, то

увидела, что мой похититель расхаживает по кафельному полу. Его руки были сжаты в

кулаки, а лицо приняло суровое выражение. Каждый дюйм его потного разорванного тела

излучал чистейший и самый ужасающий уровень свирепости. Казалось, вся его душа была

опустошена; но чем, я не знала.

Его взгляд метнулся ко мне, и, не прекращая своих безумных движений, он

прорычал:

— Имя. Мне нужно твое гребаное имя! — Его глубокий голос был настойчивым и

сочился ядом.

Я открыла рот и прохрипела:

— Элен... — но, прежде чем я успела закончить свой отрепетированный ответ, мужчина повернулся в мою сторону и ударил кулаком по металлической плите надо мной.

Глядя на меня сверху вниз, он прорычал:

— Ты лжешь, грузинская suka (прим. пер. — сука)! Скажи мне свое гребаное имя!

Зрачки его глаз были так велики, что казались двумя пылающими углями.

Дрожащими губами и ответила:

— Это мое имя.

Его шея напряглась, и он прошипел:

— Ложь. Грузины лгут. Грузины только и делают, что лгут!

Оттолкнувшись от меня, он подошел к рычагу на стене и потянул его вниз. Звук

металла о металл эхом отдавался от потолка. Когда я подняла голову, на меня опустился