Тилли Коул - Ревейдж [ЛП]

поднял руки и начал медленно развязывать веревку. Вздох облегчения вырвался из ее рта.

Ее замерзшее тело оставалось неподвижным, пока я сантиметр за сантиметром

разматывал толстую веревку.

Пару минут спустя, когда она была освобождена, я откинул веревку на пол. Затем

снова обратил внимание на женщину и заметил кровоподтеки от веревки на ее коже. Ее

конечности были отмечены углублениями и вмятинами от натянутой веревки.

Бессознательно мои руки начали двигаться. Я вытянулся по стойке смирно, когда

увидел, что они парят над ее спиной. Стиснув зубы, я рванул их обратно.

Собрав все свои гребаные мысли вместе, я приказал:

— Ложись!

Ее спина напряглась от моей команды. Из-за холода тело грузинки скрючилось и

исказилось. Чтобы мой новый план сработал, ее нужно было вернуть к тому, как она

выглядела раньше. Как себя чувствовала, прежде чем я причинил ей боль.

Я причинил ей боль… странная мысль закружилась в моей голове, возвращая боль

обратно в мою грудь. На долю секунды я позволил себе ненавидеть то, что причинил ей

боль, прежде чем причиню ей боль снова.

Я стоял позади, но она не двигалась. Наклонившись вперед, я откинул длинные

волосы от ее шеи и прижался губами к ее уху. На ее обожженной коже появились

мурашки. Я почувствовал прилив тепла внутри, зная, что моя близость так повлияла на

нее. Я знал, что это не было влечением, но ей не нужно было находить меня

привлекательным, чтобы так среагировать.

— Ложись! — еще раз скомандовал я.

Низкий стон вырвался изо рта женщины. Ее тело тряслось, но она заставила себя

убрать свои ноги от груди, чтобы выпрямиться. Ее руки, неловко обхватившие грудь, соскользнули по бокам, голова откинулась назад на кровать, а спина распласталась на

поверхности. Закрыв глаза, она тяжело дышала от боли. Хотя в комнате по-прежнему

было холодно, на ее лбу выступил пот. Я знал, что она страдает от боли.

Когда Госпожа обучала меня быть самым эффективным убийцей, она сделала все, чтобы и я познал страдания от пыток. Она говорила, что мне необходимо знать, как все

ощущается: боль, страдания и полное насилие над мозгом жертвы. Она кончала, смотря, как я страдаю от боли. Она кончала и тогда, когда резала и рвала мое лицо.

Хриплое дыхание маленькой грузинки замедлилось. Мои глаза прошлись по всему

ее прекрасному телу. Ожоги от веревки тянулись по коже, показывая, где именно я

причинил ей больше всего боли. Наклонившись над кроватью, я заметил, что ее руки

были согнуты на поверхности, ногти пытались вонзиться в кровать внизу. Но все, что я

мог видеть, была мягкая кожа под отметинами, ее полные сиськи и, конечно же, ее киска.

Протянув руку, я слегка надавил кончиками пальцев на ее икру. Она подпрыгнула от

моего прикосновения. Ее дыхание участилось, когда я провел кончиками пальцев по ее

колену и по внешней стороне бедра.

Она, совершенно неподвижная перед моим исследованием, начала слегка двигаться.

Ее колено согнулось, когда я провел кончиками пальцев по внутренней стороне ее бедра и

вокруг ее влагалища. Хриплый стон сорвался с ее губ, и живот напрягся от этого

ощущения.

Я знал, что это не было удовольствием... пока; я знал, что это было от незнакомого

прикосновения мужчины. Я продолжал свое путешествие по ее животу, пока не достиг

нижней части ее груди. Я сделал паузу и перевел взгляд на ее лицо. Ее щеки были

раскрасневшимися. Ее ранее тусклые глаза блестели от страха.

Высунув язык, я провел кончиком по своим губам, медленно и влажно, наблюдая, как она смотрит на меня своими большими девственными глазами. У нее перехватило

дыхание. Сопротивляясь победоносному удовольствию, которое я испытывал от того, как

быстро она реагировала на мои прикосновения, я провел кончиками пальцев по ее пухлой

левой груди. Ее красный сосок затвердел, превратившись в маленькую твердую пику. Я

водил пальцем вокруг соска, наблюдая, как розовая кожа покрывалась мурашками и

трепетала под моими прикосновениями.

И я не мог отвести взгляд. Ее тело было напряженным и стройным. Ее сиськи были

полными и упругими. Ее кожа была такой мягкой. Но это ее выражение лица, от которого

у меня болели яйца и член был твердым, как камень… Несомненно, эта женщина была

напугана, но в ее глазах было что-то еще. Что-то, что еще предстоит назвать, когда я

исследую ее тело нетерпеливой рукой. Это смутило меня, потому что, что бы это ни было, это не было отвращением. Она не смотрела на мое изуродованное лицо и изборожденное

шрамами тело и не пряталась — это было связано, бл*дь, с моим разумом. Это сжимало

чертову грудь.

Мои пальцы неохотно оторвались от ее груди и побежали вверх по шее. Она

застыла, ее конечности выпрямились, дыхание остановилось. Внезапно она сглотнула, когда мои пальцы коснулись ее щеки. Потом мои пальцы замерли. Огромные темные

глаза смотрели на меня, длинные черные ресницы трепетали на ее щеке. Мой желудок

напрягся. Полные губы женщины приоткрылись, и ее теплое дыхание коснулось моей

руки. Что-то внутри сдерживало меня, когда ее темные глаза сверлили меня.

Так мы и застыли на несколько минут. Затем лицо Госпожи вспыхнуло у меня в

голове. Она была единственной женщиной, к которой я когда-либо прикасался. И я

наслаждался каждой минутой причинения боли садистской суке. Но я ни разу не касался

ее лица. Ее уродливого ядовитого лица.

Когда я отдернул руку, мои брови опустились в гневе. Я отступил на три шага. Затем

попятился еще дальше, потом повернулся и направился в заднюю комнату. Как только я

вошел в дверь, я тихо зарычал и ударился головой. Засунув руку в штаны, я крепко сжал

свои яйца, мой член мгновенно смягчился от боли.

Через пять минут я поставил еду и воду на поднос и направился обратно в комнату.

Грузинка все еще лежала на кровати, но ее голова приподнялась, и глазами она нашла

меня, когда я подошел к тому месту, где она лежала.

— Сядь! — приказал я.

Она прижала ладони к кровати и села. Мои ноздри раздулись, когда ее ноги

свесились с кровати, а бедра слегка раздвинулись. Я заставил себя поднять глаза. Они

сузились, когда я увидел ее тело. Она похудела.

В конце концов, женщина подняла голову. Шагнув вперед, я поставил поднос на

кровать.

— Ешь. Пей! — приказал я.

Женщина перевела взгляд на поднос.

Я скрестил руки на груди.

— Ешь. Сейчас же! — громко скомандовал я.

Она протянула дрожащую руку и взяла бутерброд. Затем медленно поднесла

бутерброд ко рту. И все это время я наблюдал за ней. Я даже не пошевелился. Я стоял

прямо перед ней, пока бутерброд не исчез, а бутылка с водой не была выпита.