Стася Андриевская - «Откровения о…». Книга 1. Порочная невинность

– Ничего, Милаха, щас мы тебя… будешь как новенькая… – бормотал Медведь, отогревая дыханием пальцы, – ты главное потрепи.

– Ох, ты ж, ни хрена себе! Не повезло… – охнул таксист и немного сбавил скорость.

Медведь метнулся между сиденьями – чуть не головой в лобовое стекло. Выругался. Я тоже подскочила. В кювете горела машина. Всё что я успела рассмотреть – она лежала на крыше и, кажется, была чёрная…

– Это… – я обалдело глянула на Медведя, но он только хлопнул водителя по плечу:

– Гони командир!

– Это Денис? – вскинулась я, вцепилась в его футболку. – Где он? Почему ты не с ним? Ты сказал… Ты… Он же…

Трепала, пихала, но так и не добилась от молчаливой глыбы ответа. Тогда просто уткнулась лицом в свои колени и зарыдала от бессилия и тревоги. А Медведь вдруг сгрёб меня в охапку, спиной к себе, зажал, так что не шелохнёшься, и шепнул в ухо:

– Никогда не хорони раньше срока.

– Почему ты не остановился? Может… может помощь нужна… – почти беззвучно ревела я.

– У них тут целый больничный комплекс в помощь, а тебе светиться нельзя, – спокойно ответил он. Помолчал. – Всё будет путём. Вертай лучше ноги сюда, погрею.

– Да пошёл ты…

– Ну и зря. Гангрена может начаться.

В итоге, всю дорогу до центра он растирал, согревал дыханием и поочерёдно совал себе под мышки мои ноги. Я ревела и материлась, а Медведь только бурчал: «Ну вот, хорошо, гангрены не будет» И не понятно – шутил или серьёзно…

Мне было настолько не до себя, что я даже не спросила, куда мы едем. Глубоко насрать, как-то так. Хоть обратно в больницу, хоть прямиком в ад, только чтобы там сказали, что с Денисом всё нормально. В ушах стояли хлопки – снова и снова. Снова и снова. Сухие, плотные. И, как бы это… БЕЗРАЗЛИЧНЫЕ. Им похрену кого. И всё-таки каждый, как будто прямой наводкой в меня. «Пах! Пах!» Осязаемо до вздрагивания. Даже больно. Ладони горели, казалось, в них вплавился воронёный ствол – шероховатая смерть с запахом машинного масла – и не избавиться теперь… Мучительно и до тошноты, до одури страшно.

Я даже не заметила, как мы остановились, как Медведь обошёл машину и открыл дверь с моей стороны. Но когда он попытался взять меня на руки, чтобы вытащить – взорвалась. Истерила, орала, брыкалась. Он заволок меня на третий этаж, жёстко удерживая на плече одной рукой, другой открыл массивную железную дверь. Грохнул, закрывая её изнутри, засовом, и наконец сгрузил меня на диван. Я тут же забралась на него с ногами, сжалась в комок у стены и, крупно дрожа, уставилась перед собой. Уже не орала. Но и прийти в себя не могла.

Медведь вышел из комнаты, а когда вернулся, я уже просто сидела на краю дивана и, подсунув руки под бёдра, тупо качалась вперёд-назад, думая всё о том же. Он встал передо мной, поразглядывал.

– Когда Дёня рассказал мне про тебя, я охренел. Когда попросил приглядеть за тобой в случае чего – послал его на хер, потому, что это ненормально, спать с ровесницей своей дочери. Так ему и сказал. А всё равно, знаешь, что-то шевельнулось внутри. Подумал, ну а хрен его знает, всякое же в жизни бывает. А вдруг? – Помолчал, не отводя от меня внимательного взгляда. Усмехнулся. – Но когда приехал за тобой в эту твою вонючую халабуду, честно – расстроился. Денис мне ближе чем кровный брат, я за него голыми руками порву, а тут… Всё так банально: девочка-припевочка, из грязи в князи… Сегодня этот, а завтра другой – побогаче. Думаю, да етить твою налево, Дёня! Ну ладно бы ещё…

– А мне посрать, что ты об этом думаешь, – без единой эмоции перебила я его. И тут же, словно нащупав лазейку во внешний мир, хлынула разъедающая меня изнутри тревога. Подбородок задрожал, я сцепила зубы, пытаясь сдержаться, но не смогла, и, плюнув на гордость, с мольбой глянула в льдистые глаза Медведя: – Что с ним?

Он отвёл взгляд, опустил голову.

– Надо подождать. Медо́к и Саня толковые, надёжные ребята. Без базара. – Помолчал, покивал своим мыслям. – Должен, должен вернуться… Мы в Афгане ещё и не в такой заднице бывали, а Дёнька – фартовый! Пятый десяток, а только первая пуля, да и та вскользь. – Поднял на меня взгляд, просветил насквозь. Улыбнулся: – Да и глупо не вернуться, когда такая боевая подруга ждёт. Правда. От души. – Пожал плечом. – Хотя и не правильно это как-то…

Я уткнулась лицом в ладони, а он погладил меня по голове, словно деточку:

– Пойдём, я тебе ванну приготовил со скипидаром. Обязательно надо попариться, иначе разболеешься.

– Да пофиг, если честно…

– Но, но! Пофиг ей! Меня дети дома ждут, старшего женить скоро, а если с тобой что-нибудь приключится, Бес меня… Так что давай это… Не болеть и жить долго и счастливо, договорились?

Я глянула на него исподлобья – вроде не шутит. И даже почти не притворяется. Действительно надеется, что всё обойдётся.

– Как вас зовут-то хоть?

– Михал Потапыч. Медведев.

Я глянула на него с недоверием, и он снова рассмеялся.

– Во-во. Папка с мамкой постарались. Всю жизнь их спрашиваю – нахрена? А они говорят – ну красиво же…

– Так это что, серьёзно?

– Угу… – он кинул мне на плечо полотенце. – Давай. Двадцать минут минимум и не забудь кипяточка подливать. Там в ванной одёжка кой-какая, уж что есть. Зато тёплая.

Я безропотно забралась в обжигающую, пахнущую хвоей воду, полюбовалась на свои до сих пор ещё мелко дрожащие руки и, наконец, закрыла глаза. Казалось, этот жуткий вечер никогда не кончится, и с одной стороны, хотелось забыться сном, а с другой – я знала совершенно точно, что не усну. Тревога не ушла, но её словно обволокла глухая, беспросветная апатия. Что я могла? Только довериться Медведю и повторять про себя снова и снова: «Господи, помоги…»

Потом он пытался накормить меня яичницей с колбасой. Я молча ковыряла её вилкой, понимая, что не смогу съесть ни кусочка, и даже не замечала, что по щекам нескончаемым потоком бегут тихие слёзы. Медведь сначала просто смотрел на это, но наконец, со вздохом полез в холодильник. Вытащил начатую бутылку пшеничной водки, налил себе и мне – чуть больше чем по половине гранёных стаканов.

– Давай.

– Не хочу.

– Через не хочу. Надо.

Я сложила руки на столе, уставилась на него с иронией:

– А вам не кажется, что это неправильно как-то? Или вы своего младшего тоже водкой по́ите?

– Ещё чего. Он не заслужил пока.

– Хм… – что ещё сказать я не нашлась, просто взяла стакан и махом выпила до дна. Закашлялась. Внутренности, рот, горло – всё тут же вспыхнуло, снова потекли слёзы, даже голос на мгновенье осип. Медведь протянул мне кусок хлеба с салом.

– Ну вот, считай боевые сто грамм. Клянусь, ты их на всю жизнь запомнишь! И знаешь… – помолчал, качая головой, – пусть они будут первые и последние в твоей жизни. Нехрен. Я тебя в такое говно втянул, что не знаю, как и разгребать теперь. Так что… Пусть первые и последние. За это тоже надо выпить.