Француаза Бурден - Искушение страстью

Клара открыла глаза: ей вдруг показалось, что ледяная рука Шарля сделала ответное движение. Пальцы ощутимо два раза шевельнулись, и у нее появилась абсурдная, но твердая уверенность, что сын слышит ее.

– Она ждет тебя, Шарль, – уже с силой повторила Клара. – Не бойся!

Еще одно затухающее движение, а потом ничего. Клара почувствовала это за несколько мгновений до того, как засигналили аппараты.

Только в десять часов вечера Готье, наконец, сообщил, что спокоен за состояние Клары: она уснула и до утра вряд ли проснется. В спальню бабушки перенесли кушетку, и услужливая Мадлен вызвалась переночевать там. Дети спали, с ними осталась Хелен, молодых людей ничто больше не задерживало.

Винсен настоял на присутствии всех, в том числе кузенов: они узнают то, что столько лет было для них тайной. То, что потом мог рассказать он с Даниэлем, не будет иметь такой ценности, как личное присутствие.

В одной машине они все отправились в контору, ключи были у Мари. Отперев дверь, она нажала на все выключатели, и свет люстр залил роскошно обставленные помещения. Ален ни разу не был здесь, но его не интересовали все эти апартаменты. После смерти дяди он ни с кем не разговаривал и просто ждал.

Мари впустила всех в кабинет Шарля, а потом по привычке плотно закрыла обитые двери: это было лишним, ведь они были одни в этой огромной конторе.

– Сейф за этой панелью, – показала она. – Но я не знаю код.

– Папа назвал мне его позавчера, – странным голосом ответил Винсен.

Он осмотрелся: во всем чувствовалось присутствие отца. Вот открытая записная книжка, исписанная его рукой, сигареты в серебряном стаканчике, любимая ручка рядом с бюваром, уголовный кодекс, слегка потрепанный от частого пользования. Неподалеку канапе, обитое темно-синим бархатом. И при этом просторно: можно ходить по персидскому ковру и оттачивать защитительные речи, которые целых пятнадцать лет приводили в восторг журналистов судебной хроники.

Наконец Винсен приблизился к панели и, отодвинув ее, увидел тяжелую стальную дверцу. Недрогнувшей рукой он набрал четыре цифры кода и открыл сейф. Две полки были пусты, но на третьей лежала стопка маленьких блокнотов на спирали. Винсен медленно вынул их и разложил на столе, дверцу он закрывать не стал, и все видели, что в сейфе больше ничего нет. На каждой обложке блокнота стояла дата, и Винсен отметил, что они тщательно разложены в хронологическом порядке.

– Думаю, нам потребуется время, – вполголоса сказал он.

Мари и Готье уселись на канапе, Ален жестом показал, что останется стоять. Даниэль и Винсен сели в кресла, Винсен взял в руки первый блокнот. Переступив порог кабинета отца, Винсен вел себя спокойно и уравновешенно, почти властно, и очень напоминал кузенам Шарля.

– Никто не возражает, если я буду первым? Я буду читать и передавать вам.

Он старший сын Шарля, ему и решать; кроме того, никто не хотел спорить. Но Ален все-таки предложил:

– Может, ты почитаешь вслух? Так будет быстрее…

В его словах невольно прозвучала ирония, но Ален не мог обращаться к кузенам просто, как прежде: события последних дней выбили его из колеи. Подняв голову, Винсен встретился взглядом с Аленом. Они всегда были неразлучны, но вдруг осознали, что между ними разверзлась пропасть.

– Нет. Я не знаю, что в этих блокнотах, до этого дня не знал даже об их существовании. Конечно, там наверняка что-то очень серьезное, и я бы хотел, чтобы вы узнали об этом одновременно со мной и Даниэлем. Но пусть каждый составит свое мнение молча. Или ты куда-то торопишься?

От Алена не укрылось, что Винсен сначала отказался, а потом уже объяснил почему. Шарль тоже часто начинал фразу категоричным «нет».

– Как хочешь, – вынужденно согласился Ален.

Он подошел к большому книжному шкафу и стал разглядывать корешки. Среди книг по праву попадались также тома по истории и несколько авторов-классиков. Есть чем заняться, пока первый блокнот дойдет до него. Он наугад взял том «В поисках утраченного времени», редкое издание с иллюстрациями Ван Донгена, и подумал, любил ли Шарль Пруста пли же это просто коллекционная покупка. А может, вообще подарок какого-нибудь клиента после выигранного дела. В библиотеке Валлонга тоже собралась самая разная литература. Когда-то, в начале века, книги покупали Клара и Анри, а потом в течение долгого времени библиотеку пополняла вся семья.

Усевшись на персидский ковер, Ален перелистывал страницы в поисках акварелей, но мысли его были далеко. Он вдруг вспомнил о библиотеке Валлонга, о той страшной ночи, когда он заснул в кресле, а всего в нескольких метрах от него отец и дядя ссорились в последний раз. Если Шарль сказал правду, если это из-за Эдуарда Юдифь и Бет оказались в Равенсбрюке, то все становилось понятным. Будь Эдуард невиновен, он бы ругался, стал бы защищаться, а он только хныкал, глядя, как брат наводит на него пистолет. Ален был уверен, что не слышал выстрела. Когда Шарль спустил курок, он, должно быть, уже лежал в постели, укутавшись одеялом, и спал. Память сохранила лишь несколько гневных слов: «…ничего не видела, ничего не поняла!» Конечно же, Мадлен никогда не блистала умом и даже не догадывалась о поползновениях мужа. Но как бы глупа она ни была, на женщину из своей семьи она никогда бы не донесла.

Ален взглянул на Винсена, тот закрыл второй блокнот и передал его Даниэлю – лицо его было неузнаваемо. Оцепенение, страдание, унижение. Ален торопливо отвел взгляд, – до такой степени ему вдруг стало не по себе. Есть ли у них право копаться в прошлом Морванов? То, что они узнают, наверняка будет ядом без противоядия, и этот яд отныне будет их разрушать, всех пятерых. До чего же безжалостной оказалась последняя воля Шарля.

Прежде чем открыть следующий блокнот и продолжить чтение, Винсен несколько раз глубоко вдохнул. Отчаянная исповедь матери становилась просто невыносимой. Когда она писала это, ему было всего десять, а Даниэлю восемь. Ни тот, ни другой ни о чем не догадывались.

А выбрал бы он меня, если бы я не была твоей женой? Он преисполнен злобой и ревностью. Все выдают его глаза. Не понимаю, как никто этого не замечает. Когда мы сталкиваемся на лестнице или в коридоре, он как будто нечаянно задевает меня. И, похоже, только я чувствую, как от него несет спиртным.

Она была совершенно беззащитна перед похотью деверя. Кларе ничего не расскажешь: ведь речь идет всего лишь о настойчивых взглядах и двусмысленных жестах. А Мадлен, наверное, в это время продолжала себе вышивать, есть и молиться.