Виктория Побединская - 48 минут, чтобы забыть. Интенция

Я хотел выть, но горло сдавливал спазм.

Хотел бежать, но тело словно окаменело.

Я метался в агонии, не имея возможности даже оплакать ее как следует, а потом в руку вонзилась игла, и мои веки сомкнулись.

Ожогов на мне оказалось немного, так как под открытое пламя я не попал. Вовремя вытащили. Я провел неделю в больнице из-за того, что наглотался дыма. Отец лежал на соседнем этаже. Ему досталось сильнее. Именно он и вытащил нас двоих, меня и еще одного мальчишку этажом выше. Но когда вернулся, чтобы забрать маму, потолок рухнул, раздавив ему ногу балкой. Его самого спасли, но колено уже было не собрать. Отцу тут же оформили инвалидность, рассчитав из пожарной части.

В газетах почему-то написали, что возгорание произошло по грубой неосторожности одного из жильцов дома и началось в нашей квартире, хотя я точно знал: это неправда. Но мне было наплевать. Пусть думают, что хотят. Все равно это не вернет ее и ничего не исправит.

В день похорон я поднял голову вверх, инстинктивно ища поддержки, но отец не смотрел в мои глаза. Больше не смотрел. Я вдруг подумал, что он ни разу не говорил со мной со дня смерти мамы. Даже когда я пытался не сойти с ума, стараясь выплакать свое горе, рядом был только Джесс. Отец ни разу не пришел на помощь. Как он потом сам признался во время своих пьяных бредней, я слишком сильно напоминал ему о матери. Ее глаза, губы, тонкие черты лица. Казалось, она передала мне все, что когда-то так ему нравилось. Теперь при взгляде на меня ему еще сильнее хотелось напиться.

***

Отец не появлялся пару недель. Где он торчал, мы не имели понятия. Тетя Маргарет, его кузина, разместила нас на втором этаже своего дома на юге Лондона, и так как своих детей у нее не было, чувствовалось, что наше присутствие ее напрягало.

– Все, спи давай. – Джесс выключил свет и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Со дня маминой смерти прошел почти месяц, но я все равно продолжал ждать, вдруг она зайдет пожелать спокойной ночи.

Сон не шел. Я встал и босиком вышел в холодный коридор.

– Я не ожидала, что все случится именно так, Джесс. – Из комнаты брата послышался голос Розалин. То, с каким снисхождением она произнесла его имя, заставило все внутри сжаться. Я не должен был подслушивать, но не мог заставить себя пошевелиться и уйти.

– В каком смысле не ожидала? – откликнулся брат.

– Мне так жаль, прости. – Голос Рози практически стих, растворившись во всхлипах. – Но у нас ведь были планы, помнишь? А что теперь? Как же твой университет?

Я мог поклясться, что даже через закрытую дверь чувствовал, как заныло его сердце. Она что, расстается с ним? На самом деле? Кто так поступает?

– Я не ожидала, что будет так трудно…

– Ты думаешь, я мог такое ожидать? – закричал Джесс, отчего еще несколько всхлипов разорвали тишину. – Думаешь, кто-то мечтает о том, чтобы в семнадцать лет оказаться в полном дерьме, с кучей банковских долгов, отцом, предпочитающим на все забить и уйти в себя, да еще и младшим братом, о котором надо заботиться? Ты на самом деле считаешь, что такое можно планировать?

Судя по стуку каблуков, она попыталась уйти, но брат ей не дал.

– Пожалуйста, Роз. Прости. Прости! – Его голос умолял. – Я не смогу справиться один. Только не сейчас.

Все звуки смолкли. Я тихо молился, чтоб она сказала «извини», и все снова стало как раньше. Ну же, Рози. Чего ты молчишь?

– Не злись, Джесс, – наконец сказала она. – Но я не могу. Это слишком сложно.

Я отвернулся, услышав ее шаги, и кинулся обратно в комнату. Потянулся к ручке, чтобы закрыть за собой дверь, и встретился с Розалин взглядом. Девушка замерла, слово я застал ее на месте преступления.

– Ты почему не в кровати? – спросила она, подошла ближе и мягко опустила руку на мое плечо. Рози всегда была добра ко мне. Можно сказать, я даже ее любил. Но на этот раз скинул ее ладонь.

– Ты уходишь? – спросил, заглядывая прямо в глаза. Она отвела взгляд.

– Прости, Ники, – ответила девушка и, быстрым шагом спустившись по лестнице, скрылась из виду. А я так и остался стоять, глядя, как за ней закрывается входная дверь.

Помню, еще полгода назад я смотрел в ее улыбающиеся глаза серого цвета и, подражая Джессу, пытался неумело флиртовать, говоря, что они прекрасны, как летний дождь. Теперь я понял: я ненавижу дождь. Со всей силы захлопнул дверь. В комнате брата что-то разбилось, ударившись о стену. Я упал на кровать и, повернувшись на бок, закрыл уши руками. Только бы не слышать.

***

После разрыва с Рози Джесс словно с цепи сорвался. Стал замкнутым и мрачным, часто появлялся лишь под утро. Вместо сердца в нем разверзлась глубокая черная бездна, где он хоронил собственную боль. Наверное, ему было так легче, ведь он не мог рисовать, как это делал я. Зато он мог драться. Выбивая из себя счастливые воспоминания. О Рози. О доме. О маме с ее пирогами по пятницам и своей прежней жизни.

Джесс десять лет посвятил боксу. Мама была не в восторге от его увлечения, но сильно не возражала, надеясь на то, что «мужской» вид спорта сможет укрепить связь между ним и отцом. Не вышло.

Однажды утром я понял, что отец вернулся. Догадался по мерному деревянному стуку. После пожара он начал хромать, так что ему приходилось использовать трость. Снизу раздавались звуки перебранки. Джесс что-то крикнул ему, кажется, послал куда подальше и хлопнул дверью.

Их отношения даже при жизни мамы сложно было назвать нормальными. Отец, наверное в силу профессии, всегда был жёстким человеком, не терпящим никакого мнения, кроме своего собственного, поэтому Джессу, как старшему, доставалось за любые, даже самые крошечные проступки. И только маме как-то удавалось подобрать к ним двоим ключ. Рядом с ней они становились мягче, уступчивей, поэтому, когда её не стало, мы с Джессом в полной мере ощутили ту глубину боли, в которую отец сам себя загнал. Я пытался вспомнить, улыбался ли он хоть раз после её смерти, но так и не смог.

– Неужели ты не видишь, что с твоими сыновьями творится? – ругалась тетя Марго на отца. – Джесс каждый день приходит с новыми синяками. Я не знаю, что он делает. Не знаю, где пропадает ночами! Если ничего не сделать, то и Ник пойдет по его стопам. Он же во всем подражает старшему брату. А его рисунки, ты их видел? Он же кроме черного вообще другие цвета не использует, да и те больше похожи на бред человека из психической лечебницы.

– Ник всегда был таким, – отмахнувшись, произнес отец. – Он всю жизнь рисует чушь. А у Джесса просто переходный возраст. Перебесится. Вспомни меня в семнадцать.

Я решил не спускаться вниз. Закрыл дверь, швырнул на кровать блокнот и уселся рисовать еще пару десятков пугающих черных картинок, потому что знал: если отец что-то решил, спорить все равно бессмысленно.