Стелла Фракта - Дикий и неистовый. У тебя было слишком много свободы

Она опять молчала, и я, стоя за стенкой, боялся пошевелиться, чтобы, как обычно бывает в такие моменты, ни одна скрипнувшая половица не сбила с толку говоривших.

– Я понял, что ты давно хотела ребенка, а я был слепым эгоистом, думающим исключительно о себе. И еще – раз уж все так вышло – окажись этот мальчишка нашим сыном, я бы был не против. Конечно, если только уговорить его вести себя спокойнее и немного откормить… а так он забавный.

Я выпал в осадок, и Стелла, как я догадался, тоже.

Забавный?..

А ничего, что мне уже четырнадцать, и я вряд ли начну меняться? Или речь не обо мне, а об абстрактном ребенке, чье место я по ошибке занял? Ведь, и правда, ей всего лишь не хватало объекта, на который нужно направить любовь и заботу!

Эрика целыми днями нет дома (да и он особенно не распространяется, куда и на сколько отлучается), какие-то дела (она часто отвечала на звонки в эти дни) не занимают полностью ее мысли и время… само собой, она захочет подарить часть себя кому-то.

Этим кем-то оказался я. Заслужил ли я такой подарок?..

– Все происходит исключительно вовремя. Твое откровение для меня полная неожиданность… – промолвила незнакомка, судя по звуку, положив голову на плечо мужу. – Даже не знаю, что с этой информацией делать. А насчет Виктора… – она улыбнулась, и я ощутил, как к моим щекам приливает кровь от странного чувства смущения, – когда ты узнаешь его еще лучше, ты согласишься со мной – он очарователен.

Она произнесла это искренне.

Я вдруг подумал, что если бы они меня усыновили, я бы от них не сбежал.

– Верю, – отозвался Эрик со вздохом. – Но, признаюсь, я тебя к нему немного ревную.

Это было сказано с усмешкой, призванной скрыть истинные чувства, но если он, и правда, видит во мне соперника, то у него явно что-то не то с самооценкой – затравленный малолетний дрищ уж никак не может встать между ним и Стеллой, ведь так?

Мои фантазии здесь неуместны – пропасть между нами слишком велика, я могу только затащить кого-то на дно, но не осчастливить.

Вскоре мне пришлось как ни в чем не бывало вплыть в гостиную, где на неправильной формы диване, по-прежнему откинувшись на подушки, вплотную друг к другу сидели Стелла и Эрик.

Я крутил в руках фантики, они глядели на меня с серьезными лицами, но улыбающимися глазами, и стало даже как-то не по себе.

Когда я прошел дальше и примостился на краю дивана со стороны незнакомки, она, продолжая подпирать острым плечом бок мужа, произнесла:

– Сегодня вечером приглашаю вас обоих на ужин. И только попробуйте отказаться.

Эрик сдавленно хохотнул, а я лишь недоуменно воззрился на нее из-под упавших на лицо волос.

– Я-то чего – у меня весь день свободный, – пожал я плечами. – А куда?

Наверное, так не спрашивают… но любопытство взяло верх над этикетом.

– Стейк-Хаус рядом с Центральным парком. Я была там с Кафцем пару раз, нам понравилось.

Кафц, он же Кафцефони, – какой-то ее друган (или партнер по бизнесу), постоянно названивающий с вопросами, словно без ее участия ничего невозможно решить. Эрик, насколько я понял, его знал и абсолютно не ревновал, пусть и со стороны этого телефонного типа в изредка услышанных неформальных разговорах я лично различал явный, даже нескрываемый, интерес… Возможно, я параноик, и мне везде видится подвох, однако мне бы на его месте не понравилось повышенное внимание к собственной жене!

– Хорошо, – коротко произнес Эрик, чуть сжав пальцы поверх ткани ее блузки в области предплечья, бросив в мою сторону взгляд янтарных глаз.

– Столик на семь. Я вернусь чуть позже шести, и сразу поедем.

– Ты куда-то уезжаешь? – совершенно по-идиотски спросил я.

Мне важно было знать – только и всего.

– Да, это по поводу бара… я все подробнее расскажу за ужином, – мягко улыбнулась она мне, и сердце неровно забилось где-то в горле.

– Понятно, – заключил я.

Я остаюсь либо один дома, либо с Эриком. Что ж, вот и настал тот день, когда моя незнакомка занялась своими делами – не навязываться же ей, в самом деле?

Спустя некоторое время она, действительно, уехала, а я, уже уверенно ориентируясь в их квартире, бесцельно бродил от кухни (с конфетами и чаем) до комнаты наверху и возвращался обратно в гостиную, удостоверившись, что желтоглазый мужчина чем-то сосредоточенно занимается в кабинете.

Мое внимание привлекли сложные чертежи, разложенные по всему широкому дубовому столу, куча бумажек с пометками и карточный домик, выстроенный в углу, но я не стал лезть с вопросами – мне казалось, подойди я вплотную к Эрику и крикни что-нибудь на ухо, он бы даже не заметил.

Потом я крутился вокруг рояля, осторожно открывая и закрывая крышку черно-белых клавиш, не решаясь сесть на колченогий табурет, но все же непоседливая натура взяла свое – я ткнул пальцем в одну из клавиш правой части клавиатуры, и звук, чистый и высокий, разнесся по помещению, резонируя о стены и окна.

– Стелла сказала, ты хочешь научиться играть, – прозвучал за моей спиной голос, и я опасливо отдернул руку.

Я обернулся.

– Она так сказала?..

Вообще-то я не совсем это имел в виду, но, видимо, она по-своему интерпретировала мой интерес к инструменту. Впрочем, она была права – именно желание крылось в неравнодушных взглядах, бросаемых мною на рояль.

– Если хочешь, я могу показать кое-что, – спокойно произнес Эрик, взирая на меня сверху вниз, скрестив ладони на груди.

Согласиться или отказаться? Внутренний голос упрямого гордеца твердил о подвохе, но я засунул его глубоко и подальше, поддавшись детскому любопытству.

– А давай, – кивнул я.

И он, на самом деле, начал мне объяснять.

Я поначалу пыхтел от возмущения и дулся, и мы оба осторожно, подстраиваясь друг под друга, выясняли, от чего стоит отталкиваться.

Он рисовал на линованном листе бумаги ноты, объясняя, что такое нотный стан, скрипичный и басовый ключи, ритмы, такты, длительности, и у меня, с одной стороны, от обилия новых знаний, начинала пухнуть голова, но с другой – я с удовлетворением замечал, как он меняет свое представление обо мне.

Я схватывал на лету – а он в самом начале вообще усомнился, что я умею читать.

– Я, конечно, понятия не имею, как учить музыке, но основное, как я считаю, – наставническим тоном вещал мужчина, – это видеть соответствие между звуками и той бездушной «математикой», – он так окрестил формализованный способ записи, музыкальный язык, – которая задает систему координат.

Я понимал, что он имеет в виду, но, судя по всему, до настоящей музыки мы не скоро дойдем. Мое пространственное мышление, пригодившееся для игры на гитаре, немного поднапряглось, но выстроило в одну линию полутона, воссозданные черно-белой клавиатурой, упорядоченные в ряд.