Ирина Сергеевна Молчанова - Искусство слов

– Вот и меня что-то поменяло, поэтому прежняя жизнь стала прошлой.

– Из-за этого пьешь?

– Выпиваю, – Раймонд усмехнулся, прикидывая, какой вид имел со стороны.

– Суть одна.

– Слова её сильно меняют.

– Не буду мешать.

– Работаешь?

– Время этого пока не изменило.

Девушка отошла от мужчины, смотревшего ей вслед. Раньше он догнал бы её, и скинул долю напряжения, но не сегодня. Не сейчас. Прошлая жизнь отпустила его.

Пару лет назад она бы не поверила в то, что станет делать фотографии ночного города. В одиночку. Она не стала одинокой. Не превратилась в ненужную. Она устала от общества. Казалось, что пустота, появившаяся рядом с ней, ни в какую не желала тесниться от присутствия другого человека. Любовник не справлялся с этой задачей. Его следовало отпускать. На время. Но она знала, что так не бывает. Отпустить кого-то можно только навсегда. Она к этому не подготовилась. Не хотелось и ей заполнять чужую пустоту своим присутствием. Определенно у неё имелись вопросы к самой себе. Она не позабыла того, кто был с ней много лет тому назад, и кто не смог бы вернуться. Он умер, она продолжила жить, делая вид, что так и должно быть. Впрочем, происходило должное. Мужчина, вызывавший не столько страсть, сколько любовь, был невыносимо стар для отношений.

Ольга вернулась за руль машины, чтобы направиться вдаль по пустующему проспекту. Ей нестерпимо хотелось пропитаться скоростью. Та профессионально вышибала ненужные мысли из головы. Таковые формировались во всех головах. Ольга умела бороться с мыслями. В отличие от вопросов. Обозначившийся вопрос требовал ответа. Давать таковой самой себе оказалось трудно. Легче закрывать чужие вопросы.

Дорога мелькала перед ней так, будто требовала к себе полнейшего внимания. И она его предоставляла дороге в допустимом количестве. Дозировано. Как ко всем и всему.

В окне застыл мужской силуэт. Ему нравилось вглядываться в темноту. Не так как в детстве. Тогда он с неподдающейся описанию болью ждал появления женщины, обязанной быть матерью. Сейчас он также ждал женщину, но ту, которая умела любить, как-то по-особенному.

Макар не без удовольствия созерцал ночное небо. Подростком он тоже рассматривал звезды, только тогда он подражал киногероям, строя из себя влюбленного. Сейчас он любил, но звезды не играли в этом никакой роли.

В дверном замке прокрутился ключ. Он продолжал стоять у окна. Он знал, что произойдет дальше. Так было всякий раз, когда она возвращалась после короткого бегства. Он не решался спросить, от кого она норовила умчаться из собственного дома, но знал точно, что не от него. Он не пытался составить ей компанию. Ей стоило один раз пресечь его попытку быть рядом с ней, как можно чаще, и он все понял.

Мужского торса коснулись женские ладони, медленно ласкавшие тело Макара. Он чувствовал её спиной, затылком. Она нуждалась в особенных объятиях. Ей хотелось владеть, а не быть обладаемой. Он не препятствовал – это было бесполезно.

Ему не повезло встретить женщину, знавшую с невероятной точностью, чего она хотела.

Навязанное, независящее от неё колебание в стороны, диаметрально противоположные, лишало однозначности. Она металась между двумя образами самой себя. Одна сторона виделась достаточно привлекательной, чтобы хотеть быть собой, а другая вызывала желание покончить с жизнью.

Кира изучила механизм этого маятника. Стоило появиться на её пути человеку, претендующему на роль критика, советчика и просто пустомели, как нечто дремавшее внутри неё самой вышибало опору из-под ног. Она падала вниз, ненавидя себя. Она добровольно отказывалась от себя. Предавала. Становилась на сторону постороннего индивидуума, который тотчас исчезал. А ей приходилось снова переживать период ненависти к своему образу, а когда эмоции стихали, она по кусочкам собирала представление о себе. После и вовсе появлялось удовлетворение от того, какой она была. Не просто чувствовала себя, а именно была. Вопреки увещеваний горстки особ, которых по нелепости судьба подкинула на её пути.

Она ненавидела их. И это было куда правильнее, чем причинять боль и без того пострадавшей девушке, смотревшей на неё из зеркала. Кира не хотела дожидаться, когда снова сработает триггер. Ей требовался антидот боли.

– Даже не знаю, как тебе сказать.

– Что случилось?

– Тебя искали.

– Меня?

– Скульптора, – Тимур и сам поражался тому, что произносил, впрочем, странно он вел себя зачастую.

– В принципе-то заказчики ко мне обращаются с пожеланиями, – Кира пожала плечами, не понимая повода, озадачившего хозяина мастерской.

– Искали тебя не для заказа.

– А для чего?

– Женщина, позвонившая мне сегодня, желает сделать деловое предложение скульптору.

– И я не смогу от него отказаться, – Кира усмехнулась, не понимая, для чего вообще начинался данный разговор.

– Тебе не стоит отказываться, – Тимур резко стал серьезным, словно обдумывал за подчиненную предложение.

– Почему?

– Тебе нужно творить, а не мастерить, – он давно уже задумывался над тем, как напрасно скульптор тратит время на работу, не приносящую морального удовлетворения.

– Она сказала что-то ещё, о чем ты умолчал? – Кира не любила довольствоваться фрагментами, если те не относились к произведению искусства.

– Да, но лучше она обо всем расскажет тебе лично, – Тимур не пробовал интриговать, просто стремился поступать в соответствии с принципами порядочности.

– Ладно, – Кира считала, что не следует вытягивать из человека больше, чем тот мог сообщить.

– На днях она придет сюда.

– Пообщаюсь.

Он принимал тело, как данность, не задумываясь о том, что оно даст слабину. Работая с мрамором и бронзой, он обольщался. Иллюзия потеснила здравый смысл, что представлялось своеобразной нормой для человека творческой среды.

Руки дрожали сильнее, чем на прошлой неделе. Рассчитывать на краткосрочность обострения не стоило. Он уже проходил это в прошлом году. Лучше не становится никогда, а все потому, что материя стремилась к своему уничтожению. В отличие от неё материал отличался стабильностью. На него можно было рассчитывать. Материал был мужчиной, а материя – женщиной. Мог ли он когда-нибудь доверять женщине? Когда-то по молодости лет допускал риск, а по иронии судьбы ему придется лицезреть в качестве ученика женщину.

Тихон Алексеевич подошел к подоконнику, ставшему местом хранения упаковок с таблетками, чтобы выпить полагавшуюся горсть. Он стал доверять фармацевтике, а много лет тому назад ехидно отзывался об этом достижении человечества. Материя учила его тому, что убеждениям приходится меняться. А вот материал сохранял вложенный в него посыл.