Полина Царёва - Небо напрокат

Внезапно посреди этой мирной гармонии ночного царства раздался пронзительный, надрывный, дребезжащий грохот. Мгновенно подскочила вся дружная орда и, не понимая, что происходит, засуетилась, просыпаясь на ходу. Мы оперативно пробежались по комнатам, прижимаясь друг к другу от холода и страха. Комнаты стояли погруженные в глубокую ночь и абсолютно равнодушные к нашей панике и суматохе. Дойдя наконец до кухни и щелкнув выключателем, мы опешили. Свет вернул миру гармонию вселенной: несколько секунд все стояли, открыв рты, а потом разом, будто отсчитав про себя нужные секунды, весело расхохотались. Возле подоконника сидел Артюха, виновато потупив свои угольные глазки, а рядом валялись осколки блюдца, железная крышка и один-единственный оладушек. Артюха, решив, что до утра лакомство сторожить не обязательно, попытался стащить с блюдца крышку, чтобы добыть еду, но потерпел неудачу – вся эта конструкция с грохотом полетела вниз.

– Ну, ешь уже, ешь! – снисходительно потрепав Артюху за гриву, сказала мама.

И Артюха, безмерно счастливый оттого, что удалось избежать расправы, да еще и получить разрешение на поедание «добытого непосильным трудом», не заставив себя долго уговаривать, мгновенно проглотил оладушек.

Наши отношения с отцом Александром стремительно развивались. После каждой службы он бросал мне на ходу одну и ту же фразу: «Подожди меня, я сейчас!» Через пять минут он выходил переодетый в мирскую одежду и с полным пакетом, предназначавшимся для меня. Мы вместе выходили из храма и шли медленным шагом на остановку. Он мне рассказывал о Боге, о жизни, о себе. У меня впервые появилась возможность поделиться своими планами, тем, что меня волнует, и спросить о том, о чем спрашивать мне было не у кого. И однажды я поинтересовалась:

– Отец Александр! Ведь отец Никита монах?

– Ну да, – ответил он.

– И это значит, что у него никогда не будет семьи?

– Монахи не могут иметь семью, ты же знаешь!

– А что будет, если он влюбится? Ведь он же живой человек! – не унималась я.

– Наверное, ему придется выбирать: или Господь Бог, или женщина.

– Но это ведь жестоко! Это несправедливо! – искренне возмущалась я.

– Жизнь такая, какая есть, и каждый выбирает свой путь. А предъявлять претензии к Богу грешно!

– Да. Я поняла, – проговорила я сквозь слезы. Мне всем сердцем было жаль отца Никиту.

С ним мы познакомились очень необычно. Как-то я возвращалась домой, и одна милая старушка, маленькая, хрупкая, в цветастом платочке, попросила перевести ее через дорогу. Она плохо видела. Мы разговорились, старушка пригласила меня к себе домой выпить чаю. С того дня я часто бывала у бабы Моти – так ее звали. Приносила ей свежие булочки из буфета, а баба Мотя угощала меня вкусным борщом.

В один из таких визитов я и застала у нее отца Никиту. Тогда он еще не был священником, и имя его было Александр. Он только собирался принять монашество. Визуально мы друг друга знали, но никогда не общались. Баба Мотя нас познакомила. Я очень смутилась тогда.

Потом баба Мотя умерла, и наше общение с Александром-Никитой прервалось. Но когда его рукоположили в священники, я стала часто ходить к нему на исповедь. Я чувствовала к нему какое-то особенное доверие и безмерную симпатию, восхищалась его смелостью, благородством, умом, хотя так и не смогла понять, зачем молодому, красивому мужчине так необходимо было постригаться в монахи.

Отец Никита был старше меня всего на три года. Он был высокого роста и крепкого телосложения. Длинные, волнистые русые волосы его красиво струились до самой поясницы. Большие серые и немного отрешенные глаза, пухлые чувственные губы и прямой греческий профиль были предметом желаний и мечтой многих девушек, но он, увы, выбрал служение Богу.

Когда я смотрела в умные, потрясающей красоты глаза отца Никиты, я неизменно видела там нечеловеческую боль. От этого осознания щемило сердце. Вот отчего, беседуя с отцом Александром, я не смогла сдержать слезы.

В тот день, когда мне исполнилось семнадцать, меня никто не поздравил. Мама была на дежурстве, бабка отругала за какую-то ерунду и обозвала гадкими словами. Она даже не вспомнила про мой день рождения.

Я угрюмо брела по узкой дорожке. Не первый раз в жизни я чувствовала себя одинокой и несчастной. Но впервые мне по-настоящему стало страшно. В этот день словно открылись мои глаза, и я увидела свою жизнь или, скорее, свое существование со стороны. И ужаснулась. Казалось, что во всей Вселенной нет больше ни единой живой души – ни людей, ни животных, ни растений. Все вымерли. Я осталась одна и не знала, что с этим делать. Это ощущение длилось мгновение, но я успела испытать реальное, всеобъемлющее одиночество.

В тот день я не пошла на занятия. Свернув с узенькой дорожки, перейдя через мост и миновав длинную улицу частного сектора, я оказалась возле храма. Этот путь я проходила множество раз, но в этот день мне показалось, что эту дорогу, эти улочки я вижу впервые. Осторожными легкими шагами, чтобы не шуметь, я приблизилась к иконе Всецарицы. Я любила эту икону. Именно здесь, в этом закутке храма, мне было спокойно и хорошо. Я прикрыла глаза и забыла обо всем на свете.

Сколько прошло времени? Десять минут, а может быть, час или три? Я не знала! Но очнулась от прикосновения чьей-то руки на моем плече. Я медленно обернулась и увидела перед собой отца Александра.

– Что случилось? – спросил он так нежно и проникновенно, что у меня защемило сердце.

– Я… я… я не могу, – разрыдалась я, от слабости опускаясь на скамеечку.

Отец Александр сел рядом. Он взял мою руку в свою и свободной ладонью погладил меня по голове. Я почувствовала, как по всему моему телу разливается тепло. До этого момента меня никогда и никто не гладил по голове, я даже не предполагала, что от этого бывает так хорошо и приятно. Как по мановению волшебной палочки все мои горести таяли. Не было сил пошевелиться. Я сидела, затаив дыхание, ошеломленная и смущенная.

– Знаешь, в жизни много бывает проблем, неприятностей, – тихо заговорил отец Александр, – и это, безусловно, тяжело и горько. Но это надо пережить, переболеть – другого не дано. Только когда преодолеешь препятствия достойно, с высоко поднятой головой, приходит осознание того, что все, что с нами происходит, не случайно. Это наш путь. Наш крест. От этого никуда не уйдешь, не спрячешься. Остается принять свою жизнь и не роптать. Стремись, развивайся, делай все, что от тебя зависит, а результат предоставь Богу. Тебе легче станет жить, и ты многое сможешь понять.

Я сосредоточенно слушала. Что-то новое, доселе неизвестное, открывалось мне. Я жадно ловила каждое его слово, интонацию, жест. Мне хотелось, чтобы эта беседа никогда не заканчивалась.