Риза Грин - Девять месяцев из жизни

Я нахожу расписание. Сейчас у нее статистика, урок кончается через шесть минут. Прекрасно. Подожду у кабинета.

Последние несколько дней выдались теплыми не по сезону. Такая жара для января – все-таки чересчур. Вообще-то мне нравится лос-анджелесская погода, но сейчас слишком потно, жарко и неудобно, а почти все мои беременные шмотки с длинными рукавами, так что я буквально жарюсь в адском пламени. Надеюсь, долго тепло не продлится, потому что больше одежды я покупать не могу. Счет из магазина пришел на прошлой неделе, а я до сих пор не знаю, как мне подписать чек на девятьсот долларов, чтобы Эндрю не заметил. И платить лучше поскорее, потому что крайний срок уже скоро, не хватало мне еще штрафа.

Я медленно спускаюсь по лестнице, пытаясь придумать, на что я теоретически могла бы ухнуть девятьсот долларов – внезапный порыв сделать пожертвование нашей альма матер? медицинские услуги, которые не покрывает страховка? – и не сразу обращаю внимание на стайку десятиклассниц, щебечущих у шкафчиков. Они все выглядят одинаковыми, как клоны. Одеты тоже на один манер – высокие кожаные ботинки, суперкороткие юбки и разные версии минималистских маечек, открывающих и грудь (у кого есть), и живот (разной степени неприличности). И у всех юбки стянуты настолько низко, что задницы практически вылезают наружу. Честное слово, копчик видно, а там, где должна начинаться юбка, торчат резиночки стрингов.

Для справки: я не имею привычки наезжать на детей за нарушение дресс-кода. Когда ко мне в кабинет заходят практически голые девахи и парни в болтающихся у колен штанах, я обычно стараюсь придерживаться политики «ну-и-бог-с-ним-ничего-страшного». У них есть учителя и классные руководители, пусть они их и посылают к завучу. Я в это ввязываться не хочу. Но эти барышни – извините, надо совесть иметь. Они пересекли черту, за которой даже я не могу себе позволить оставаться в стороне. Меня кидает в краску от одного их вида. Я оглядываюсь по сторонам в надежде увидеть кого-нибудь из учителей, на которого можно было бы свалить эту проблему, но вокруг никого нет. Только я и пять разбитных десятиклассниц.

Подхожу к девахам и прочищаю горло.

– Прошу прощения, дамы, – говорю я. Как только они меня замечают, их лица мгновенно приобретают виноватое выражение. – Вы действительно считаете, что находитесь в школе в подобающей одежде?

Не спрашивайте меня почему, но всякий раз, когда у меня случается серьезная конфронтация с детками, я начинаю вести себя как следователь на допросе. И, представьте себе, это работает. Девахи неловко переминаются с ноги на ногу и без единого слова перемещают юбки на их законное место.

– Вот так намного лучше, спасибо. Я не собираюсь посылать вас к завучу, но если увижу вас еще раз в таком виде, я дам ему знать, что у нас уже был разговор на эту тему.

Они кивают головами, а некоторые благодарят меня за то, что я не буду их закладывать. Отойдя от них на достаточное расстояние, я наклоняюсь к своему животу и крепко обнимаю его руками.

– Если ты хоть раз выйдешь из дому в таком виде, ты у меня запомнишь это на всю жизнь, – шепчу я. – Понятно?

А вот и Тик, поднимается по лестнице. Волосы опять черные, и я морщу нос. Блондинкой она мне больше нравилась. Я пыхчу вслед за ней по лестнице, а когда догоняю, обливаюсь потом как мужик.

– Тик, – говорю я, протягивая к ней руку. Она не оборачивается, и я ору громче:

– Тик!

Она демонстративно тяжко вздыхает и медленно разворачивается.

– Ну что? – рявкает она.

Я жду, что она извинится, узнав меня, но напрасно.

– Здравствуй, – говорю я слегка обиженно. – Что-то я тебя уже давно не видела, ты ко мне не заходишь, я не в курсе, как идут дела.

– Нормально, – говорит она. – Это все? Нормально? Я чувствую себя прилипчивой поклонницей, которую отшивает крутой парень.

– Нет, – говорю я, стараясь не показывать, насколько меня разочаровал такой холодный прием. – Ты записалась на пересдачу CAT?

– Нет, – говорит она. – Я не буду их сдавать. Не вижу смысла.

Что? Что? Сурово смотрю ей в лицо.

– Смысл в том, что с твоими результатами в Нью-Йоркский университет ты не попадешь, и пересдача – твой единственный шанс их повысить. Вот в чем смысл.

В ответ получаю гримасу «говорите-что-хотите-мне-плевать».

– Мне надо идти. Я опаздываю.

– Тик, – говорю я. – Я, может, чем-то тебя обидела? Мне казалось, что мы друзья.

Да , деточка , думаю я, и наши дружеские отношения скрепляют особые обстоятельства .

– Без обид, миссис Стоун, ничего личного, но вы типа мой преподаватель, вам тридцать лет. И если вы тогда потратили на меня час своего времени, это не значит, что я теперь должна с вами весь день разговаривать. В Нью-Йоркский университет я больше не собираюсь, так что можете не беспокоиться. А если вам так надо о ком-то беспокоиться, у вас есть еще студентов человек пятьдесят.

Я в шоке. Я даже не знаю, что на это сказать. Надо напрячься и собраться с мыслями.

– Да, – говорю я. – Знаешь, ты права. У меня есть еще куча студентов. И они больше заслуживают моего времени. До встречи.

Я так зла, что меня трясет. Линда сука. Да пусть она мне хоть год оплаченного отпуска обещает, я не собираюсь лизать задницу этой засранке, если она так со мной разговаривает. У меня, знаете ли, гордость имеется. Я поворачиваюсь и бреду обратно к своему кабинету, бормоча под нос:

– Сучонка неблагодарная. Как это она не собирается поступать в Нью-Йоркский? С чего это вдруг? Тогда ради чего она весь год корячилась?

Мысль приходит как вспышка, прорвав мою ярость. Подождите-ка , думаю я, тут что-то не так. Она точно врет. Наверное, что-то случилось дома. Может, она снова связалась с Маркусом или с родителями разругалась? Это явно реакция на что-то. Остается только понять на что.

Надо позвонить Черил и задать ей пару невинных вопросов. Думаю, я смогу из нее что-нибудь вытянуть. Точно – спрошу, что она решила с пожертвованием. Я все равно не успокоюсь, пока все не узнаю, а это хороший повод для звонка. Беру трубку и начинаю набирать номер, но в этот момент в дверях появляется Марк. Я машу ему, чтобы заходил, и кладу трубку. Черил может подождать.

– Привет, – говорю я. – Как каникулы? Ездил на митинги в защиту права на жизнь?

– Нет, – говорит он улыбаясь. – Но посещал конференцию по запрещенной литературе. Очень воодушевляет. А как вы? Наверное, провели каникулы, приковавшись к дереву посреди амазонских джунглей?

– Кстати, так оно и было. Разве что не в джунглях. У себя дома. И не к дереву, а к собственной кровати. Впрочем, она из сосны, так что можно считать, к дереву. В любом случае, мысленно я была со всеми деревьями, которыми любовалась по телевизору.