Шарлеманн Готье - Вольно, генерал: Стокгольмский синдром

– Рыжий ублюдок, – с придыханием прошептал Моргенштерн, сжимая коленями бедра любовника и снова содрогаясь всем телом.

Молох ощутил это в полной мере, когда почувствовал, что от количества спермы внутри Люциан становится теснее.

– Черноволосая шлюха, – после он взял его за волосы на затылке и сжал, чуть оттянув, и языком прошелся по губам. – Самая ненавистная.

– А это видел? – Моргенштерн с ухмылкой высунул язык, чтобы получился поцелуй, и показал своему начальнику средний палец.

– Ну погоди, зайду я к тебе вечером… – прорычал Молох, рванувшись вперёд. Полный энергии, он затащил демона под себя, чем заставил проклинать себя во весь голос, так, что было слышно во всем крыле.

– Вот сука… – пробубнил Люциан, облокотившись о подоконник.

Он открыл витражное окно, чтобы можно было покурить на свежем воздухе. Ведь именно это бы не помешало, чтобы восстановить хотя бы чуть-чуть сил. Психологических. Физические закончились пару оргазмов назад.

Демон стоял в униформе главнокомандующего, потому что свою он случайно разодрал в клочья. Боже мой, как же воняло этой сволочью…

«С другой стороны, он бы с легкостью меня и голышом отпустил».

И правда, это вполне вероятно. Но, похоже, сегодня он настроен только на то, чтобы работать. Да, через некоторое время он просто выпинал Моргенштерна из своего кабинета и сел за работу, потому что «так надо, иди уже». Кто бы мог подумать, что такой на вид неисполнительный джентльмен может так сделать? Впрочем, это в его репертуаре.

– В конце концов, что от него ожидать после этой «собаки»? – рассуждал сам с собой Люциан.

– Не ревнуй, – шепнул с ухмылкой Молох, шлепнув генерала по заднице, и завернул со стопкой папок за угол.

– Ну говорю же, сука. Каких мало… – хмыкнул Моргенштерн, глубоко вдыхая запах его пиджака.

Впервые за несколько лет Ад замело снегом. Это происходило редко, а потому – всегда представляло интерес. Кто-то называл это доброй приметой, за которой должны следовать чудеса.

Всюду были чёрные, как уголь, скалы. Горная местность, покрытая такими же мёртвыми тенями-деревьями, располагалась на километры вокруг. Хребты, припорошенные снегом, походили на закаменевшего в веках дракона. Сейчас он спокоен, но придёт время, когда он расправит гигантские крылья – и мир содрогнётся.

Прежде всегда бордовые, будто выстланные кровавой пеленой, небеса стали серыми. Каждый, кто смотрел на небо, уже чувствовал себя немного спокойнее. Красный цвет угнетал и пробуждал необоснованную агрессию. С приходом серого внутри стало немного больше гармонии и даже надежды на что-то.

Это время было особенным, потому что каждый демон знал о причине таких перемен. Сейчас владыка Люцифер в который раз пытался освободиться из своего ледяного заточения. Было много мнений на тот счёт, удастся ли ему проломить тысячелетний лёд именно сегодня. Правда, со временем желающих спорить становилось всё меньше. Когда выпадал снег, это значило, что у Люцифера почти получилось, но освободились силы, чтобы залатать дыру и привести всё в порядок.

Несколько кругов подряд заметало снегом. Те, кто его никогда не видел, с любопытством начинают хватать его и рассматривать. Старожилы сочувственно смотрят на засыпанные плато, где прежде пыхал огонь, и думают о далёком прошлом.

Снежинки кружились в медленном вальсе. Где-то темп ускорялся, и появлялась вьюга. А где-то температуры хватало для того, чтобы растопить их сразу. Конечно, некоторые демоны сразу поняли, что этот холодный белый порошок можно комкать и бросать в кого-нибудь. Это превращалось в весёлую игру, которая вносила разнообразие в порочные будни.

Впрочем, даже попытка Люцифера выбраться считалась за действие. Демоны радовались, что Владыка помнит о них и пытается выбраться к ним. Они уповали, чтобы однажды ему хватило сил и воцарился вечный хаос. Такие дни сделали поводом для подарков, ведь их было ничтожно мало.

Конечно, это время породило и множество суеверий. Одно из них гласило: если заняться любовью с тем, кто тебе нравится, милостивый владыка соединит ваши судьбы.

– Ты веришь в эту ерунду, Люциан? – Молох скептически усмехнулся, глядя на генерала, и выдохнул через ноздри сигаретный дым.

Они ехали в купе вагона, стены которого были обиты темно-красным бархатом. «Нар», как выражался Моргенштерн, было только двое, и сейчас они больше походили на два небольших мягких дивана. При желании они могли стать удобной кроватью.

На одном из диванов полулежал Люциан, напротив – главнокомандующий, и оба смотрели друг на друга то скучающе, то с иронией. Как будто ожидали друг от друга каких-то промахов. Ну, или чего-то особенного. Вновь прошло несколько месяцев с тех пор, как они не виделись. Такие перерывы можно было объяснить и занятостью Молоха, и умением прятаться – Люциана. Главком был вынужден бороться с контрабандистами, которые обнаружили, что вещи из Ада в мире людей стоят очень даже прилично.

Это был срочный заказ сверху, предусматривающий быстрое разрешение проблемы. Молох чертыхался и собирал лучших своих демонов, чтобы лично размазать аферистов по стене. Главком был вынужден слоняться по Верхнему миру до тех пор, пока проблема не была решена. Оказалось, преступная сеть успела за короткий срок изрядно разрастись. Изъяли много проклятых вещей и договоров на продажу душ. Молох получил с этого меньше, чем рассчитывал, поэтому иногда поругивал Люцифера.

Впрочем, главком много времени потратил, чтобы вновь найти своего подчиненного. Он не очень обрадовался, когда нашёл, потому что обнаружил на нём чужой запах. Это заставило главнокомандующего задуматься, ведь он никогда не предполагал, что это может случиться. И не то чтобы Молох надеялся на верность, но это в большей степени было посягательство на его территорию. А этого он очень не любил. И затаил на Люциана небольшую обиду.

– Ну да. Ты же из меня ещё не всю романтику выбил, – согласился Люциан, помешивая чай в железной кружке, чем выразил своё отношение к дорогому фарфору и бархату на стенах. – Знай, что есть к чему стремиться. Я думал, что ты достаточно привязал меня к себе.

– Учитывая то, что ты всё ещё любишь бегать от меня, как крыса по тонущему кораблю… Нет, – главнокомандующий стряхнул с сигареты пепел и покачал головой. – Но плевать. Эти дни мы проведем вместе, хочешь ты того или нет. Иди ко мне.

Люциан облизал разбитую губу, которая покраснела и опухла. На ней красовался синяк. Это было красноречивым подтверждением того, что Молох не любит пустой беготни. А особенно – чужой вони на своих вещах. Если бы виновник этого оказался перед ним, главком бы со смаком ломал ему по косточке каждые десять минут. Неужели какой-то ублюдок смел мучить его генерала? Даже если так, Молох уверен, что это был какой-то дилетант, не имеющий представления о настоящей боли. У мужчины в голове не укладывалось, что кто-то целовал эти с любовью разбитые губы.