Шарлеманн Готье - Вольно, генерал: Стокгольмский синдром

Каждый раз, когда демон открывал глаза, он встречал взгляд Молоха, обращенный к нему, и на губах ощущал горячее дыхание.

Главнокомандующий провёл по ним языком, рукой продолжая мастурбировать демону, а другой неожиданно обнял за пояс, сокращая дистанцию между телами. Моргенштерн поймал себя на мысли, что в этот момент чуть не забыл, как дышать.

Закрыв глаза, Люциан снова затянулся сигаретой, и игриво выдохнул Молоху в лицо. Тот рыкнул, а потом вытянул голову и схватился зубами за кожу шеи любовника. Демон выдохнул, ощущая свое бешеное сердцебиение, и зажмурился крепче, схватившись за плечи Молоха, потому что теперь главное было – не кричать. Учащать движения, просто раз за разом оказываясь ретивым наездником, слышать звуки хлюпающей спермы, упиваться запахом партнера, будто испускавшего феромоны, – всё можно. Кроме стонов.

– В другом вагоне посольство из соседних владений, – прошептал на ушко Молох, облизав мочку и чуть-чуть проникнув в неё языком. – Давай же, Люцек, – и он двигался активнее, упираясь ногами в пол и стискивая руками пояс мужчины. Между телами тоже немного хлюпало семя, но этому не придавалось значения. Моргенштерн всеми силами подавлял стон, сжимая плечи любовника.

– Стой, сука. а-а-а… бл… блять… – Люциан вот-вот был готов сорваться в любой момент, ретиво катаясь на своем партнере, хаотически водил по его жесткой груди руками, и хмурился, напрягаясь всем телом. – Стой!..

Молох ехидно ухмыльнулся и повалил генерала на свое спальное место, закинул его ноги себе на шею и стал иметь быстро, грубо, откровенно, наблюдая за тем, как Моргенштерн хватается за стол и поручень на стене, выгибаясь в спине. За тем, как меняются выражения его лица, как он закатывает глаза и выдыхает воздух малыми порциями, не контролируя мимику и кончая, из-за чего всё тело отзывалось дрожью и нарастающей негой.

Молох отбросил бычок сигареты в пепельницу и деловито взял со стола бутылку с текилой. Он сделал крупный глоток и передал его Люциану через поцелуй. Демон закашлялся, а потом по-кошачьи залакал языком, став лизать губы главнокомандующего, и обнял его за шею.

Тишину прерывал ритмичный стук колёс.

Главнокомандующий отстранился от любовника, бёдра которого щекотала сперма.

Люциан выглядел растрепанным, поиметым, но от того не менее сексуальным. Белесые разводы на груди и бедрах, легкие синяки на коже, разбитая, но зашитая врачом губа, взлохмаченные волосы и ленивый, посверкивающий взгляд говорили о том, что демон не прочь отдаваться так каждый раз. Сейчас генерал был воплощением порока. И от него пахло только главнокомандующим. Крепкий запах пропитал его всего.

Он нарушил безмолвие.

– Странно, ты обычно даже пряником бьешь, – он лежал, расслабленный, и поглаживал себя то по лобку, то по животу.

Молох застегнул галифе, а потом поднялся и набросил на плечи рубашку.

– Обычай требует занятия именно любовью.

В атмосфере будто что-то поменялось, ненадолго, но Люциан смог посмотреть на главнокомандующего другими глазами. В его запахе, перебившим естественный телесный запах Моргенштерна, точно был феромон. Генерал почувствовал острое желание подняться и посмотреть ему в глаза. Почувствовать его руки. Может быть, даже что-то сказать, но ничего не приходило в голову. Он решил заменить паузу неловким разговором.

– А мне… Сон снился, – всё ещё не в силах прийти в себя, произнёс Люциан.

– Неожиданно, – с сарказмом отозвался главком.

– Ещё бы, – закатил глаза демон, но продолжил. – Там было так же снежно, как сейчас. Я с кровью из носа убегал от тебя по лесу. Вокруг белым-бело, видны только стволы деревьев. Ты то появлялся, то исчезал. Я бежал, такое ощущение, что с полным ртом крови, еле-еле дышал, но потом появился ты.

– И что я сделал? – с хитрой улыбкой поинтересовался Молох.

Что за чушь, в реальности этот генералишка ушёл бы недалеко.

– Ты сгреб меня в охапку и повалил в снег, когда догнал. Тогда был снегопад, и снежинки постоянно лезли мне в глаза. Увидеть что-то было невозможно. Я не мог пошевелиться, но ты ладонью накрыл мне лицо.

– А дальше?

– Чёрт его знает. Дальше я свалился с полки, – усмехнулся Люциан, не стесняясь своей наготы, но прикрываясь пиджаком Молоха, лежавшим на сиденье. – Но, думаю, ты точно пошёл за кипятком, потому что я хочу чая, – он хитро посматривал на главнокомандующего: сработает или нет.

Молох снисходительно посмотрел на него.

– Не обольщайся. Скоро праздник, и я сделал, как положено. Сегодня ничего не меняет. Ты меня понял?

Моргенштерн устроился поудобнее, прижавшись спиной к мягкой обивке, и демонстративно поприветствовал Молоха по-военному.

– Так точно, сэр.

Главнокомандующий покачал головой, мол, ничего этот мальчишка всерьёз не воспринимает, и отправился за кипятком.

Однажды, сидя перед камином, Молох вспоминал кое-что из прошлого. Далёкого, армейского, уже припорошенного пылью. Люциан мирно дремал у демона на плече и ничего не подозревал.

Случилось кое-что перед отъездом. Приближалось время увольнения, когда Люциану предстояло покинуть злосчастное место, ставшее причиной появления многих привычек. Изнасилования Молоха переставали быть неисчислимыми. Произошло то, чего предсказать было нельзя. Генерал позвал молодого солдата к себе, чтобы поговорить с ним напоследок. Нельзя было оставлять всё так, даже если скандал не получил огласки. О приказе явиться Люциан узнал, когда паковал чемоданы. Наутро, когда уже было надо вытаскивать их на крыльцо Академии и отъезжать.

Моргенштерн тихо постучал в кабинет, боясь и одновременно желая зайти. Генерал ожидал его, пусть и придавал облику как можно больше холодности. Молох размышлял над планом Академии, чтобы каким-либо образом модернизировать её. Нынешняя система образования не устраивала его никоим образом. Был шанс, по его мнению, для образования, если бы он взялся за него самолично. И он взял бразды правления в свои руки.

Когда обещанная реформа образования пришла в силу, многие последовали за Молохом и стали его приближёнными. Они были самыми стойкими и верными. Остальные, кто был слабее духом, пали на полпути. Разумеется, становление Академии с такой скоростью подразумевало нечестную игру. Учеников, принесённых в жертву реформам, просто не упоминали при отчётах.

Так вот, Люциан зашёл в кабинет Молоха. Пахло коньяком. Было мрачно, воздух – затхлый: окна занавешены. Моргенштерн встал перед генералом по стойке смирно.

– По вашему приказу прибыл, сэр, – отчеканил солдат.

– Славно, – негромко произнёс Молох, посмотрев на Люциана взглядом немного отстранённым. Моргенштерн никогда не видел его взгляд таким тусклым. Молох заметил сочувствие в глазах солдата и придал себе более презентабельный вид.