Анеле Лантана - Сгоревшая под дождём

– Ты раскаиваешься в том, что сделал? – поинтересовалась я.

Он промолчал.

– Ты не хотел этого делать? – задала я другой вопрос.

– Не хотел, – ответил он твёрдо. Но эти слова меня скорее обидели, чем обрадовали.

– Виктор, я не держу на тебя зла, – сказала я. – Я не хочу, чтобы мы остались врагами. Поэтому давай представим, что всего этого не было.

Он окинул меня сочувственным взглядом и медленно вышел из кабинета. А в конце рабочего дня до меня дошли слухи, что Садовский написал заявление об уходе.

– То есть, он больше не работает в клинике? – спросила я у Ксении.

– Получается, так, – вздохнула она. – Видимо, решил, что нам лучше не пересекаться друг с другом, чтобы не вспоминать о той ночи.

Новость о беременности дочери, мягко говоря, ошеломила Андрея Ивановича. Первый вопрос его звучал так: «От кого?» На эта девушка быстро ответила с улыбкой: «От одного очень хорошего человека». Я бы не назвала хозяина человеком слишком современным. Думаю, он был приверженец того, что ребёнок должен расти в полной семье, вместе с матерью и отцом и презирал тех женщин, которые рожают детей, не будучи замужем. Однако радость, вызванная скорым появлением на свет внука, убила все предрассудки. И он вместе с дочерью с нетерпением ждал малыша. Я тоже с каждым днём всё сильнее проникалась любовью к ещё не родившемуся ребёнку Ксении. Будущий дедушка мечтал о мальчике, а мы с девушкой молили бога, чтобы он послал ей девочку. Всевышний услышал наши молитвы. И в один дождливый сентябрьский день Ксения родила красавицу – дочку. Когда я спросила Ксению, как она планирует назвать малышку, она без раздумий ответила:

– Виктория.

С первых дней жизни мы все настолько привязались к ребёнку, что порой, клянусь, готовы были подраться в кровь за возможность подержать его на руках и проявить заботу о нём. Эта девочка стала для нас источником радости и нескончаемой любви. Андрей Иванович с каждым днём всё сильнее убеждался, что Вика – точная копия своей матери. Но мы-то с Ксенией знали, чьи черты на самом деле унаследовала девочка. Вика – папина дочь и нечего даже спорить об этом. В первые две недели материнства Ксения только и делала, что плакала.

– Я боюсь, – говорила она, – что однажды проснусь и пойму, что всё это был сон. А моей Виктории просто не существует.

Но, благо, вскоре блаженное забытьё сменилось разумной жизнерадостностью, и она стала получать настоящее удовольствие от материнства, которое получает и по сей день.

– Так значит, Виктор и не знает, что у него есть дочь? – спросил я, коснувшись ладонью холодной чашки, чай в которой давным-давно остыл. Я не знаю, сколько было точно времени на часах, но по ощущению – середина ночи. Рассказ домработницы стал для меня энергетической подпиткой и как следствие прекрасным заменителем сна.

– Нет, – покачала головой Зина.

– И как часто молодые люди виделись с момента рождения девочки?

– Сегодня был первый раз.

Зина встала из-за стола и сказала, что пойдёт домой, ибо рассказывать ей больше нечего. Ещё около часа после её ухода я сидел, раздумывая над этой историей. Я, конечно, мало имел, а вернее совсем не имел отношения к делу, но мне никак не давала покоя мысль, что Виктор не знает о существовании своего ребёнка. И пусть в этой пьесе жизни он играл отнюдь не положительного героя, я сразу принял его сторону.

На другой день я выглянул из окна и представил своему взору милое зрелище: в песочнице у дома напротив играла маленькая девочка в розовом платье и белой шляпе, а подле неё бегал, размахивая хвостиком, жёлтый щенок породы лабрадор. Я вышел на улицу и, ещё немного понаблюдал со стороны за этой картиной, а затем подошёл к песочнице, опустился на корточки перед девочкой и спросил ласково:

– Как тебя зовут?

Девочка испугалась меня и подхватившись с песка, побежала к дому. Однако у самых ворот остановилась и, обернувшись, окинула меня оценивающим взглядом.

– Я не сделаю тебе ничего плохо, – сказал я и тоже поднялся. Тогда малышка громко заплакала. В ту же минуту из ворот вышла её мать. Девочка кинулась к ней, обхватив маленькими ручками ноги девушки. Ксения подняла на меня полные тревоги глаза и спросила:

– Что вам нужно?

– Добрый день, Ксения, – сказал я и подошёл к девушке ближе. Девочка спряталась от меня за матерью. – Вы простите меня за вчерашнее. Мне дико стыдно и неловко.

– Да нет, ничего, – ответила Ксения. – Я уж и забыла про это. Нет, мы с тем парнем не брат и сестра.

– Быть может, вам это не понравится, но ваша домработница мне кое-что рассказала.

– Я знаю, – усмехнулась девушка. – Я поняла это ещё сегодня ночью, когда выглянула из окна своей комнаты и увидела её голову в окне вашего дома. Да, Виктор отец Ксении.

– Это, конечно, не моё дело. Но не кажется ли вам, что его стоит поставить в известность?

– Это действительно не ваше дело, – отрезала Ксения. – Я сама решу, что мне стоит делать, а чего нет, идёт?

– Да, как скажете, – ответил я и дабы ещё больше не рассердить девушку и окончательно не испортить с ней отношения, переключился на отвлечённую тему. – А вы, случайно, не знаете, где здесь поблизости кроме парка можно совершать прогулки?

– Мы с дочерью каждый день по вечерам ходим на лужайку в конце улицы. Мы любим садиться под старый раскидистый дуб и считать ползущих по стволу снизу вверх муравьёв.

Мы распрощались с Ксенией на доброй ноте, пообещав заходить друг к другу в гости.

Мной овладело желание пополнить ряды героев этой любовной драмы. И как я не отговаривал себя от этого, в каком-то смысле, неправедного поступка, меня всё равно тянуло исполнить задуманное. Мне представилась такая возможность через неделю, когда я по чистой случайности встретил во второй раз в жизни Виктора в одном из магазинов города. Когда я подошёл к нему и представился, он взглянул на меня как на умалишённого. Но стоило мне напомнить ему о том, что мы виделись с ним недавно в доме Андрея Ивановича, как он прозрел. У меня не было времени вовлекать его в долгий разговор, в ходе которого я сделал бы ему важное открытие. Да, собственно, он и сам наверняка отказался бы вести беседы с едва знакомым ему человеком. Поэтому я сразу перешёл к делу.

– Сегодня вечером на лужайке Майского бульвара будут гулять Ксения с вашей дочерью, – сказал я как ни в чём не бывало и понаблюдал за реакцией молодого человека. Он стоял передо мной обомлевший и молчал. Но, определенно, не подумал, что я несу несусветную чушь, ибо на его лице не проглядывалось и тени недоумения. Он явно всё понял и мне не пришлось ничего ему объяснять и доказывать.

Вечером того же дня я совершил маленькое путешествие на лужайку, о которой был наслышан от Ксении. Я бродил по высокой, едва ли не доходившей до пояса, траве и то и дело озирался по сторонам в надежде увидеть хоть одного героя пьесы, конец которой ещё не был обозначен. Стоило мне разглядеть человеческий силуэт вдали, как я спрятался за цветущий куст терновника, ненароком исколов себе руки этим недружелюбным растением. Позже выяснилось, что силуэт этот принадлежал Виктору. Он медленно двигался в сторону того самого дуба, о котором успела рассказать мне Ксения, а затем облокотился о него и о чём-то задумался. А спустя какое-то время на лужайке оказались Ксения с дочерью. Я облегчённо выдохнул, ибо теперь мне не грозило остаться в глазах Виктора пустословом и, главное, я мог надеяться на завершение всех страданий этих двух прекрасных молодых людей.