Анеле Лантана - Сгоревшая под дождём

Эти двое меня так разозлили, что одну мне не хотелось даже видеть, а другому я с удовольствием поставил бы фингал под глазом. Но поддавшись желаниям я рисковал потерять работу и, главное, деньги, в которых мама так нуждалась. А ради мамы я готов был терпеть все унижения. Заметив, что я молчу, парень кивнул на меня головой и спросил:

– А он хоть разговаривать умеет?

– Разговаривал до этого, – ответила девушка и, повернувшись ко мне, попросила:

– Тамаш, скажи что-нибудь.

– У одной девчонки как у парня грудь, – сказал я негромко и встал из-за стола.

Олег притих, а Арина бросила на меня обиженный взгляд и спросила:

– На кого ты намекаешь?

– Ни на кого, – ответил я, – ты попросила что-нибудь сказать, вот я и сказал. Хорошего вам вечера.

С этими словами я ушёл в чулан, стараясь забыть этих двух насмешников как страшный сон.

Утром я вышел в сад подле дома, чтобы немного отвлечься о грустных мыслей и подышать свежим воздухом, как вдруг услышал шорох листьев; кто-то приближался ко мне сзади, задевая собой ветки деревьев. Я обернулся. Передо мной стояла жена хозяина, держа в руках белый лист бумаги. Вид у неё был такой, словно она хотела сообщить мне какую-то недобрую весть, но не осмеливалась заговорить.

– Тамаш, врач твоей мамы написал тебе записку, – сказала женщина и протянула мне лист. Пару минут я стоял как истукан и просто глядел на него, не решаясь взять в руки. А потом резко схватил листок и прочёл записку.

«Твоя мама умерла. Мы сделали всё, что могли».

Я опустил руку и листок упал в траву. Ольга сказала, что сегодня освобождает меня от работы и позаботиться о животных сама. Едва заметно я кивнул головой и направился к дому. Женщина ещё что-то говорила мне вслед, но я не стал её слушать.

Сердце матери перестало биться прежде, чем я признался ей в вечной любви. Я наивно полагал, что в запасе у меня много лет на то, чтобы сказать ей тысячу ласковых слов, обнять её, надарить цветов, сделать так, чтобы она радовалась моим успехам и гордилась мной. Она ушла, а я даже не запомнил последние её слова. Казалось бы, душа моя должна была разрываться на части, а я оставался спокоен, как клён под окном в этот тихий безветренный день. В дверь постучалась и без разрешения вошла хозяйская дочь. Судя по её робкому взгляду из-под ресниц, она раскаивалась за вчерашнее. Она спросила, можно ли сесть на стул в углу. Я ответил, что это её дом, её стул и она может садиться здесь куда угодно. Я думал, она не в курсе моей трагедии. Но понял, что ошибся, когда она сказала чуть слышно, протянув мне свою худую изящную руку:

– Мне очень жаль, что так вышло. Потерять родителей – самое страшное, что может случиться в жизни.

Я подошёл к ней, взял её за руку и, выразив признательность за попытку меня утешить, опустился на пол у её ног.

– Что ты теперь будешь делать? – спросила она, рассматривая моё лицо.

– Год я буду работать здесь. А там посмотрим.

– Если тебя переведут на самостоятельное обучение, я буду заниматься с тобой. Я хочу, чтобы ты хорошо сдал экзамены, поступил в институт.

Меня вдруг потянуло на смех.

– Тебе-то это зачем?

– Не знаю, – она пожала плечами и опустила глаза. – Я думаю, такой парень как ты обязан быть образованным.

– Какой «такой»? – полюбопытствовал я.

– Ну, такой… – девушка, кажется, робела перечислять мои достоинства. – Красивый, трудолюбивый.

Я так и обомлел от неожиданности. В жизни никто никогда не хвалил мою внешность. Да, я и сам едва ли думал о собственной наружности, даже в зеркало редко смотрелся. И мне не было дела до того, как меня оценивают окружающие. Думаю, сделай мне этот комплимент кто-нибудь другой, я не придал бы ему никакого значения. Но услышать его от Арины было для меня большой честью.

Из-за приятного потрясения я забыл поблагодарить девушку за столь лестные слова. Задумавшись, я опустил голову и в то же мгновение почувствовал, как рука Арины коснулась моих волос. Она медленно и нежно стала расчёсывать их пальцами. Не скрою, мне было приятно находиться рядом с ней, смотреть на неё, прикасаться к ней. Но здравый смысл брал своё и я понимал, что недостоин даже знать эту красивую, богатую, образованную девушку. Я резко поднялся с пола, схватил Арину за плечи и потащил к двери, чем явно огорчил её. На глазах у неё выступили слёзы и она спросила:

– Что плохого я сделала?

– Ничего, – твёрдо ответил я. – Уходи.

Прогнав девушку и закрыв за собой дверь с внутренней стороны, я мысленно пристыдил себя за скверное к ней отношение, которого она, конечно, не заслуживала. Мне стоило объяснить Арине, что я питаю к ней лишь добрые чувства, а моё отчуждение лишь способ оградить её от человека, который и в подмётки ей не годится. Но сейчас я хотел только одного – остаться наедине с собой и забыть и обо всём.

За ужином Ольга сделала важное для меня объявление:

– Тамаш, я сходила в твою школу и всё обсудила с директором. Мы сошлись на мнении, что тебе лучше будет учиться дома. Так, через год ты сдашь экзамены и получишь аттестат.

Я положил руку на грудь и кивнул головой в знак благодарности.

– Кто его знает, сдаст или не сдаст, – съязвил хозяин. – Не думаю, что он настолько одарён, чтобы в одиночку постигать науки.

– Надеюсь, я справлюсь, – улыбнулся я, нисколько не обидевшись на хозяина. Как ни крути, а говорил он всё по делу.

Уверен, не будь мы с Ариной в ссоре, она бы уже приструнила отца и весело завила, что станет мне учителем на целый год. Но она даже глаз на меня не подняла и я с горечью осознал, что обида её гораздо больше, чем я себе вообразил.

Вечером, когда девушка читала в гостиной книгу, сидя с ногами в кресле, я подошёл к ней и попросил прощения. К счастью, в тот момент я не испытывал ни стыда, ни неловкости перед ней, потому мне с лёгкостью давалось каждое произнесённое слово. К моему удивлению, она не стала долго упрямиться и с добродушной улыбкой приняла извинения. А потом попросила меня сесть в другое кресло и заговорила на тему учёбы. Мы оговаривали с ней часы, когда нам обоим удобно будет заниматься, в итоге условились встречаться в гостиной каждый день, кроме воскресенья, ровно в три часа дня, когда моя работа по хозяйству будет выполнена, а она придёт из школы.

Арина была слишком дисциплинированной и исполнительной учительницей, что порой меня раздражало, ибо в силу своей ленивости мне было бы лучше, если б она забывала о необходимости проводить мне уроки или умышленно из такой же неохоты пропускала их. Но признаться, что мне не в радость осваивать ту или иную науку, я не мог из большого уважения и любви к девушке. Я видел, как она старается донести до меня информацию, и язык у меня не поворачивался сказать, что мне всё это неинтересно и ненужно.