Анастасия Ермакова - Неизбежность счастья

Кого было больше в сеньоре Берто Альваресе? И кого ей хотелось в нем видеть?

А может, это снова была лишь игра ее воображения, и никого из тех двоих в нем и вовсе не осталось? Тогда зачем, зачем его ладони сегодня так знакомо, слишком знакомо обхватили ее ладонь? И плевать ей было на ничего не значащую улыбку и даже на равнодушный взгляд.

Да, Алберт умел единственным мимолетным жестом, одним коротким движением обозначить себя в любой случающейся с ним реальности. И это Полине не померещилось. Она знала: он ничего не делает просто так, когда дело касается отношений с людьми.

А, может, все гораздо проще? Нет никаких тайных смыслов, а есть господин Берто Альварес, которого можно разгадывать с нуля. Есть новая интересная работа в городе, что зовется Обителью добрых ветров. Есть весна, вместе со звуками бандонеона вдыхающая жизнь в готовые уже совсем скоро распуститься бутоны на ветках деревьев и в сердцах людей.

Полина выдохнула. Встряхнула головой, потерла ладонями лицо, словно очищая его от налипшей на кожу вязкой паутины мыслей. Поднялась из-за стола и без колебаний убрала пачку сигарет в навесной кухонный шкафчик. Удивляясь про себя, почему Франтишек до сих не перешел на электронные, Полина подумала, что отдаст потом ему эту пачку. Вытащила из сумки сверток с невероятно ароматным и теплым, полюбившемся ей в первый приезд в Байрес чорипаном 6 6 Чорипан – самый известный аргентинский сэндвич, наподобие хот-дога. , и села ужинать.

На следующее утро Полина со свежей головой и без всяких тягостных мыслей отправилась на такси в студию Альвареса. Решив больше не пользоваться услугами Франка, она попросила его не заезжать за ней. Не хотела быть кому-то обязанной, а кроме того, ей было неловко, что Алберт сделал из Франтишека ее личного шофера.

Не успела она переступить порог студии, как к ней подбежал Мигель и увлек за столик в кафетерии. В ажиотаже он размахивал правой рукой с зажатым в ней маленьким калабасом, а левой прижимал к себе небольшой походный термос.

– Ну у тебя, конечно, стальные яйца, амига! – возбужденно начал он, достал из кармана бомбижжу и погрузил в утрамбованную толстым слоем в сосуде йербу. Подлил воды из термоса. Полина с интересом следила за этим бесхитростным ритуалом, к которому еще не успела привыкнуть. Тем временем Мигель продолжал, – Я вчера, честно говоря, за тебя даже испугался, когда ты поперла против Марии.

– Почему против? Я вовсе не выступала против нее, – попыталась возразить Полина, но Мигель ее не слушал.

– И как ты догадалась, что Берто будет голосовать за Ортегу? Будь я суеверным, я бы подумал, что ты – бруха 7 7 La bruja – по-испански «ведьма», «колдунья». ! – он заливисто засмеялся, глотнул мате и, вдруг сделав испуганные глаза, вскочил с места. – Она идет сюда. Будь начеку – наверняка ей уже напели о том, что ты была за Наталью. Удачи!

И он поспешно ретировался, пропуская к столику великолепную Марию Фуэнтес.

– Доброе утро, Полина, – актриса широко улыбнулась и уселась рядом с чуть напрягшейся сценаристкой. – Как тебе в студии?

– Спасибо, осваиваюсь, – улыбаясь в ответ, сдержанно ответила Полина, а сама подумала: «Вот я и нажила себе врага».

– И неплохо, кстати говоря, осваиваешься. Всего один день прошел, а ты уже успела завоевать репутацию бунтарки, – Мария коротко засмеялась, показывая белоснежные ровные зубы. – И знаешь, что я тебе скажу?

Она приблизила свою хорошенькую ухоженную головку к лицу Полины и заговорила театральным полушепотом.

– Все думают, что мы с тобой начнем враждовать, а вот я пришла тебя поблагодарить.

– За что? – удивленно спросила Полина, невольно тоже переходя на шепот.

– За то, что голосовала за Наталью. Ты даже не представляешь, какую услугу ты мне оказала. Берто утвердил меня на роль Рейны. А тебе ли не знать, что в твоем сценарии, Рейна прописана гораздо лучше, чем скучная Элиза.

Полина пропустила этот камешек в свой огород мимо ушей.

– Что ж, поздравляю. Здорово, что в итоге, все сложилось так удачно.

– И еще я хочу тебе признаться. Я рада, что ты с самого начала не пополнила ряды всех этих глупеньких поклонниц моего мужа, – она картинно замялась, – ну, то есть будущего мужа, которые готовы делать все, чтобы только ему понравиться. Мне это импонирует.

Полина не знала, что отвечать, поэтому сказала просто «спасибо» и, допив свой кофе, хотела подняться из-за столика, но Мария задержала ее.

– Так что просто имей ввиду, я – на твоей стороне. Будем дружить на удивление всем. Даже Альваресу.

Она встала из-за стола, окинула Полину покровительственным взглядом доброй тетушки-феи и упорхнула в гримерку. Сегодня должны были сниматься первые эпизоды, и в студии снова царил хаос.

Впрочем, вскоре Полина научилась разбираться в этом хаосе. А вернее, начала видеть в нем особенный, понятный только тому, кто в него погружался, порядок. В нем все были на своих местах, и всё было к месту.

Стадия пре-продакшна завершилась, начались съемки. Полина едва успевала глотнуть свежего воздуха в закручивающемся омуте и с восторгом позволила себе тонуть в новом для нее, удивительном мире.

Мигель был опытным помощником по сценарию, и, наблюдая за ним, Полина быстро училась новому ремеслу. Участники съемочной группы быстро притерлись друг к другу, тем более многие из них уже работали вместе на первом фильме Альвареса. С самим Альбертом Полина почти не разговаривала, а вернее, напротив, разговаривала много, но все шло о работе, и порой она ловила себя на мысли, что почти перестала воспринимать режиссера, как своего давнего знакомого, и уж тем более мужа. Рядом с нею он был невероятно работоспособным требовательным начальником, умелым управленцем, который тонко чувствовал любого участника своей команды и знал, что «взять» с каждого.

Дни летели насыщенные, дурманные, как сам воздух Города Добрых ветров. Порой Полине, как, впрочем, и почти всей команде Альвареса, включая его самого, приходилось работать до самого вечера и уходить со съемок под шепот прохладных загадочных сумерек, полностью накрывающих город около десяти часов вечера.

Полина выходила из павильона и из одного фантастического мира попадала в другой. По дороге в метро, к которому она успела привыкнуть, или пока ждала такси, пыталась надышаться им, впитать в себя звуки и запахи весеннего Байреса. Ей, когда-то так любившей холодную темную красоту пражских проулков и мостов, штопавших раненое сердце иголок-шпилей, что навсегда врезались в душу своими молчаливыми историями, не хватало тактильности города. Прикосновений к нему.

Хотелось почувствовать его руки, касания губ, услышать дыхание у своего лица. И если Прага была для нее когда-то таинственной старшей сестрой, колдуньей, что позволяла иногда заглядывать к ней и пить вместе магию раскинувшегося над ними неба, то Буэнос-Айрес манил ее, как лукавый и искушенный соблазнитель. Любовник, который держал ее на расстоянии, то увлекая за собой обманной улыбкой, то прогоняя холодом чужого безразличного взгляда. Он позволял любить себя, но не делал ничего, чтобы Полина решилась на это. И, пожалуй, в этом они с господином Берто Альваресом были очень похожи.