Георгий Мо - Эровый роман. Книга вторая

Дочери порока опускали залитые глаза и шли отрабатывать дешевое пойло, зная, что их тело давно не стоило ничего. Каждая из них понимала свою реальность, но ей как будто уже не хватало всего этого. Оставив совесть где-то позади, взглянув на звезды, рассыпанные в небе, каждая из шлюх находила осмысленный ответ на свое существование. Пергидрольные волосы, рваная подводка на верхнем веке, размазанная тушь и оскверненные губы, сложенные в кривую улыбку от постоянных оплеух недовольных клиентов, – такова их жизнь.

Законный выходной даст возможность от души поплакаться – обсудить с такими же шлюхами какой мужик как извращался. А на следующий день продолжить считать звезды, лежа на спине в ночи, когда их трахают. Одна из них, теряя силы, вытянет вверх руки с зажженной сигаретой, пытаясь прикоснуться к одной из звезд, стряхнет пепел себе на живот для увеличения адских впечатлений и мерзко похихикает от того, что такая жалкая.

Да, сначала они танцевали. Потом начинали раздеваться. А затем и сам секс стал называться танцем. Ночная мгла все более знойно дышала в лицо каждой из таких шлюх, расшатывая ее нутро до бесконечности. Но ночью не рождалось зло, ночь просто этому благоволила. Рабынями они становились сознательно и добровольно. Даже следы мучений на лице они прятали под гримом только первое время, потому что потом уже было все равно. Женщина в них умирала навсегда. И каким цветком была каждая из этих девиц, я уже не мог разобрать, ведь по опавшим тлеющим лепесткам иногда сложно опознать конкретный цветок.

Я помню, как вначале жалел этих девушек. Помню… Помню, как мне хотелось с каждой поговорить и направить ее на другой путь. Мне казалось тогда, что они запутались. Но лишь через время я стал понимать, как я ошибаюсь… Не жизнь их заставила раздвигать ноги, а оправдания своих низменных желаний нескончаемых утех.

Шеф долго заставлял меня заниматься проститутками, ведь на этом делались первые хорошие деньги. Я пускал девушек по кругу, наблюдая со стороны с тотальным равнодушием. Но все оказалось прозаичнее. В круг разврата я вошел сам, когда любимая женщина, как одна из тех растленных девиц, пригласила меня в него, протянув свою ледяную руку, показав непроглядную тьму пороков и лживые слезы. Я ощутил, что это такое… когда все звезды разом меркнут.

– Тебе приснился кошмар?

– Нет.

– Ты весь мокрый. Ты не заболел?

– Нет, вроде.

– А что тебе снилось?

– Я не помню.

– Ты сегодня какой-то дерганный. Что с тобой? Хочешь, я принесу мокрое полотенце?

– Хочу.

Она спешно ушла в ванную, а я подошел к балконной двери. Передо мной открылась летняя свежая ночь, где воздух в глухой тиши шептал о чем-то. Темнота томила. Сквозь жемчужный туман прорывались светящиеся пучки. Остывший эфир летнего дня плавно струился по земле, превращаясь в густой туман.

Глаза Лиды сверкнули рядом, когда она принесла мокрое полотенце и стала протирать меня им. Ее плавные движения скользили по спине, рукам. Я чувствовал, с каким трепетом она прикасается ко мне. Она волновала мою кровь и убаюкивала мои ночные кошмары.

В мертвом покое ночь закрывала чашу ее цветка, оберегая его от ночного бесчестия. Лишь легкий аромат струился из него, почти незаметный, когда теплый ветер покачивал лилию, и волшебная сказка наполняла мои легкие ее сладостной дремотой.

Я повернулся к Лиде и увидел ее голубые чистые глаза. Она улыбнулась, и искры в ее глазах зажглись словно по щелчку. Запах лилии стал сильнее, подобно тому, что я носом погрузился в плотную корзинку ее надменно-неприступного цветка, в самый венчик, вдохнув всей грудью.

Этой ночью я отдавался лилейному блеску софитовых соцветий как в первый раз. Лилия дрожала от трепета, молча устилая свой цветок тонким хрусталем мороза, словно фарфором. Ее ресницы покрывались инеем от моего дыхания, словно зимой, а губы ее были еще вкуснее…

Уже утром у нас состоялся с Лидой разговор, где я вновь бубнил что-то о ее работе с недовольным тоном, а она обижалась. Все ответы лилии сводились к тому, что “может я могу ей предложить что-то и лучше”, на что я лишь усмехался.

– Ты же понимаешь, Рустем, что хорошо устроиться очень сложно. Тем более график работы очень удобен. Я сама решаю, когда мы тренируемся. Главное, укладываться в срок подготовки номера. А так я свободна.

– Ну да. Научила шлюх вертеться и пошла гулять.

– Почему ты так груб? Они просто танцуют откровенные танцы!

– Сними розовые очки.

– А, может, я не хочу их снимать? Зачем мне знать больше того, что я делаю по работе? Я не учу их раздвигать ноги! Я учу танцевать! А что кроется за этим… Знаешь, Рустем, ты меня очень обижаешь. В который раз.

– Я просто говорю, что мне не нравится твоя работа.

– Нет! Не просто говоришь! И знаешь! Мы с тобой уже столько вместе, а я боюсь спросить про статус наших отношений. Ты ломаешь мой привычный распорядок жизни, без определенности. Теперь еще разговоры о смене работы. И, как я понимаю, дело не только в конкретном месте работы. Тебе просто не нравится, чем я занимаюсь! Или… Может быть, тебе даже все равно. Да и вообще… Я даже не знаю, кем ты сам работаешь, куда и к кому ты уезжаешь в Россию… Много вопросов. И все без ответа, – ее пытливый взгляд врезался в мое напряженное лицо. – Ты ничего о себе не рассказываешь.

Я прервал встречу глаз с Лидой, резко отведя взгляд. Я чувствовал, что он мог быть красноречивее всех моих слов о ее работе и о том, что я думаю на сей счет. Мне показалось, что взглядом я сдам себя с потрохами, вывалив на нее из глубины своего подсознания зверя, ненавидящего шлюх. Мне не хотелось, чтобы в глазах, наполненных морем до краев, она видела волка, который уже давно не извергал из себя протяжный вой.

Я встал из-за стола с шумом. Я посчитал, что мне нужно сделать вид, что я обижен ее сомнениями относительно наших отношений и их статуса. Я должен был играть эту роль, чтобы достойно выйти из темы обсуждения и не выйти из себя, дав проступить на моей коже волчьей шерсти. И поспешил на кухню делать кофе. Но Лида проследовала за мной.

– Ты что психуешь?! Что я не так сказала?!

– Все нормально.

– Ну разве я не права?! Почему ты не хочешь мне рассказать?! – дотронувшись моей руки, вновь спросила Лида. – Ну посмотри на меня, Рустем!

– Что?! – все-таки зарычав, я спросил ее. – Что ты хочешь?!

– Поговорить о нас. О тебе. Ты обо мне все знаешь. А я о тебе ничего.

– Ты правильно сказала, – произнес я решительно, уставившись в ее влюбленные глаза. – Мы уже восемь месяцев вместе. И я не готов говорить о нас.

Она опустила глаза. Я сразу понял, что она не была готова услышать это, ведь с первого дня наших отношений я взял ее в оборот стремительно и дерзко. Она была уверена, что такое поведение равносильно моим чувствам и серьезности по отношению к ней. Но ничего, кроме того, что мне так было удобно, – это не выражало. Я просто растворился в жизни Германии: в ее вялотекущем и правильном существовании рядом с рыжей лилией, забыв о том, что с добычей долго играться нельзя.