Рита Харьковская - Миры и Судьбы. Книга третья

Нужна была умная голова, экономическое образование и связи за границей.

У Арника все это было.

Уже на последних курсах института он с головой ушел в валютные махинации.

Не остановили его ни слёзы Двойры, ни уговоры Гриши, ни пресловутая "бабочка", статья за незаконные валютные операции … расстрельная статья.

Гриша не собирался никуда ехать. Его бизнес процветал, все было схвачено, окучено и проплачено. Ехать в чужую страну и начинать все по-новой? зачем?

Но Арник, как и Нора, бредил Америкой, видел в эмиграции распахнутые горизонты для своей деятельной натуры.

В Городе оставались родители и две младших сестренки, продавать ни квартиру, ни свой цех Гриша не собирался, а потому Арнику капитал нужно было сколотить здесь и сейчас. А потом умело вывести его за границу по отработанной схеме.

***

Всегда и везде есть кто-то главный. Над главным есть тот, кто главнее. Над тем, кто главнее, есть Самый Главный.

Самым Главным в среде валютчиков Города был пятидесятилетний Мотя-Золотко.

Прозвище свое он поучил не только из-за своего немерянного состояния, не только потому, что был он, в пику всей нации, огненно-рыжим, не потому, что все зубы, потерянные в одну из отсидок, были вставными, золотыми, но и из-за своего имени.

Звали Самого Главного – Матвей Давидович Гольдельман.

Мотя-Золотко давно устал от вечной жизни "под бабочкой", денег у него было столько, что вполне хватило бы на сто безбедных жизней, а потому уже какое-то время назад, Мотя стал оформлять документы на выезд.

Да и было ему ради кого жить и покинуть страну.

***

Несколько лет тому назад, когда Мотя всерьез начал приобщать Арника к своему опасному бизнесу, доверять юноше не только мелкие операции, но и поездки в Москву, где было нужно "разруливать вопросы" с вышестоящими бонзами, возвращавшиеся машиной из поездки в столицу, его "мальчики" привезли Моте "подарок".

Весело гогоча, подтрунивая друг над другом (а вдруг Моте "подарок" не понравится? что тогда будет?), во двор дачи, где отдыхал после трудов тяжких, распаренный в бане, Мотя, завели девчонку.

Таких фиалковых глаз Мотя не видел ни разу в жизни. Такая густая пшеничная коса ниже пояса бывает только на картине. Такая пышная грудь может возбудить даже импотента.

– Ну и зачем она мне? – лениво окинув взглядом девушку, спросил Мотя.

– Как зачем, Матвей Давидович? Вы посмотрите, какая краса! А сиськи какие! И все свое, натурпродукт! Да и потом она девственница!

– Откуда знаешь? – полюбопытствовал Мотя, – Сам проверял?

– Как можно?! Что Вы говорите такое! Мы ее прям из села, прям из огорода умыкнули.

– Вот дУрни, – Мотя подошел к девушке, двумя пальцами поднял подбородок… и утонул в фиалковых глазах.

– Зовут тебя как, девушка?

– Леночка, – голос был едва слышен, в глазах блестели слёзы.

– Ладно, по домам идите, завтра утром расскажете, что там и почём.

Юноши, так и не зная, одобрил Мотя «подарок» или нет, разъехались по домам.

Девушка все так же продолжала стоять, не зная, куда деть руки, как вести себя с этим непонятным человеком.

– Ты не бойся. Насиловать я тебя не собираюсь. Захочешь домой, мальчики тебя завтра отвезут, а захочешь остаться – моя спальня напротив твоей, – Мотя позвал прислугу и велел отвести девушку в комнату, которую он указал.

Леночка проревела всю ночь. А уже под утро в постель к Моте скользнуло вымытое до скрипа, нежное девичье тело.

Поздно утром, завтракая на террасе дачи, Мотя, взвешивая каждое слово, предупредил:

– Захочешь домой – отвезут. Захочешь к другому уйти – отпущу. Вздумаешь гулять – убью.

И Леночка сразу поверила – этот убьет, ни на секунду не задумается.

Но ни домой, ни к другому Леночка так и не захотела. Она без памяти влюбилась в рыжего еврея, который носился с ней, как с королевой.

А когда, очень скоро, Леночка поняла, что беременна, Мотя развелся со своей женой, которая так и не смогла подарить ему наследника.

Жена Моти не очень-то и огорчилась. Ей уже насточертело жить в вечном ожидании, когда ее мужа посадят, а огромная квартира с видом на Оперный и чемодан денег, окончательно подсластили пилюлю.

Мотя получил Леночку, а его жена свободу, которой тот час же воспользовалась, заведя молодого любовника… а потом еще одного.

Родившиеся мальчишки-близнецы, такие же огненно-рыжие, как и их отец, окончательно укрепили положение Леночки.

Отныне и навсегда для всех она была Еленой Васильевной, и не иначе.

Спустя какое-то время после рождения близняшек, Арник, с виноватым видом, подошел к Леночке:

– Елена Васильевна, Вы простите меня, что я Вас тогда так, прям за косу с огорода вытащил и в машину запихал, как мешок картошки.

Леночка улыбнулась:

– Ну что ты, Арник, если бы не ты, я и сидела бы в своем огороде, не встретила любовь всей своей жизни. Так что не переживай, я на тебя не сержусь.

Вот так жизнь расставила приоритеты: Леночка, которую привезли игрушкой, в подарок, стала Еленой Васильевной и обращаться к ней теперь нужно только на "Вы", а он остался Арник и "ты" …

Арнольда покоробило от такой ухмылки судьбы, и он старался как можно реже пересекаться с молодой женой Моти.

Вскоре Мотя с семьей навсегда покинул Город. Где он осел, какой из городов старушки-Европы или штатов Америки выбрал своим пристанищем, никто из оставшихся так и не узнал.

***

Из всех своих учеников и подельников Самого Главного Мотя не выбрал, а потому на вершине пирамиды оказались сразу три человека, одним из которых был Арнольд, сын Двойры и Гриши, жених Норы.

Арнольд часто ездил в Москву, и с удовольствием брал в поездки Нору.

Девушка не была ему помехой, проводя время, когда жених был занят, в прогулках по городу, в многочисленных галереях и музеях, заходя иногда в знаменитые московские магазины… ну так … посмотреть … не стоять же ей в очередях, в самом деле.

Арнольд знакомил ее со своими московскими, и не только, друзьями.

Свободно владея четырьмя иностранными языками, Нора всегда была душой общества, развлекая непринужденной болтовней "зарубежных партнеров" своего жениха. Обеспеченная жизнь била ключом, обещая всегда быть такой же яркой и безбедной.

Свадьбу Арнольда и Норы планировали сыграть, когда девушка окончит институт, но, уже сдав сессию на третьем курсе, Нора поняла, что беременна.

Дальше откладывать было некуда. Свадьбе быть! И быть в это лето.

Закрутилась-завертелась подготовительная суматоха.

Дикий токсикоз измучил девушку и совсем не улучшил ее норовливый характер.

Обе семьи ходили по струночке, лишь бы угодить, лишь бы не вызвать очередную истерику с криком и слезами.

Но, слава Богу, все имеет начало и конец.

Отгремела свадьба, отплясали гости, молодожены уехали в любимую Норой Москву. Сидеть в гостиничном номере, наслаждаясь медовым месяцем, было некогда.