Амалия Март - (Не)настоящий ангел

– Ни-ваф-то, – говорит, энергично жуя. А на губах все такая же вредная улыбка.

– Ну и дура.

Ангелина. Наши дни

– Волосатый, – торжественно произношу я.

– Чего? – не говорит, шипяще выплевывает "парень из прошлого, и та еще задница".

Тянется за полотенцем на полу, хмуря кустистые брови. Поздняк, конечно, я уже все рассмотрела, мог не суетиться.

– Оброс, говорю, – складываю руки на груди, скользя нарочито-вызывающим взглядом по его торсу.

Красивый, зараза. Красивее, чем я помню. Но ни одна мышца на моем лице не дрогнет, чтобы польстить этому хренову Копперфилду. Трюк с исчезновением стал его короночкой.

– Это все, что ты можешь сказать спустя столько лет? – строит недовольную гримасу. Классический Арсеньев.

– Привет, засранец, – радостно скалюсь. – Понравилось земляничное шампанское?

– Так вот что это была за гадость, – кидает взгляд на тряпку у ног, крепче сжимая рукой полотенце на бедрах.

Мощных таких бедрах, с волосатым прилеском, уходящим вниз. Глаз не отвести. Я, собственно, и не отвожу. Могу себе позволить не мяться краснеющей девственницей у его порога, уже не восемнадцать.

– Пошла по кривой дорожке, алкоголь, нападение, кражи со взломом? – рычит повзрослевший мальчишка.

– Эй! Я пришла покормить кота! – пихаю мыском пакет под ногами.

– У мамы нет кота! – самодовольно скалится.

Словно в ответ из ванны раздается грохот падающей на плитку сумки со стеклом внутри.

– Ага, – строю ехидную рожу. – Зато, кажется, завелся домовой.

Делаю решительные шаги в сторону открытой ванны, но Антон, ожидаемо, не отступает. Развернул тут свои широкие голые плечи на весь коридор! Я подхожу к нему нос к носу и задираю голову, чтобы взглянуть в хмурое лицо. Переглядки – наша любимая детская игра. Он всегда сдавался первым, а я бессменный победитель. Но годы, кажется, прошли не напрасно, он натренировался. Мы оба не сдаёмся. Пялимся глаза в глаза, не смея моргать, пока веки не начинает щипать от подступивший влаги. И хотя я упрямо смотрю в серые зрачки, вспоминая грозовое небо сентября, в котором он меня бросил, общая картинка изменившегося лица отпечатывается в голове: заросшие густой щетиной скулы, собранные возле уголков глаз морщинки, выбеленный шрам на нижней губе. Всего этого раньше не было, и каждая деталь поражает. Почему-то я была уверена, что время над ним не властно, как над чёртовым Дорианом Греем.

Интересно, что видит перед собой Антон?

– О чем думаешь? – наконец, не выдерживаю тишины. Это ещё одна излюбленная игра: он ненавидел, когда я пыталась залезть к нему в голову.

– Что гребаная планета слишком тесна.

– Ты поэтому уехал на другой конец страны, проверить эту теорию?

– И стоило лишь ступить на родную землю – ты приперлась ее топтать.

– Я могу свалить, кота будешь кормить сам, – цежу сквозь зубы.

– Нет здесь никакого кота, мать ненавидит животных! – выталкивает из себя горячий воздух прямо мне в лицо.

– Мявф-ф, – раздается помесь кота со змеёй под ногами.

Антон широко распахивает глаза и переводит, наконец, взгляд вниз. Возле его голой волосатой ноги трётся самое жалкое существо в мире: Вискас с подранным в неравной дворовой схватке ухом и не зажившим до конца шрамом через весь левый глаз. Помню, когда я только увидела это жалкое зрелище, он был после ветеринара, и плохо сшитые края разодранной морды торчали самым безобразным образом. Сейчас это чудовище Франкенштейна выглядит ещё сносно, но все равно отпугивает не закалённого человека.

Антон в ужасе отшатывается назад, невольно отпихивая мохнатого зверя ногой. Вискас в свою очередь обиженно фырчит и плюется, решая сменить объект для внимания. Мягко переступает по ламинату в мою сторону, и я замечаю, что его лапы липнут к гладкой поверхности. Черт, вляпался в игристое, видать, теперь и его мыть!

Я присаживаюсь и подхватываю с пола нервно шипящее животное.

– Познакомься, Вискарь, это – твой новый хозяин, – тычу котом в лохматого Арсеньева.

– Его зовут Вискарь? – удивляется Антон.

– Вообще-то Вискас, но судя по запаху от этой наглой морды, он успел приложиться к игристому в моей сумке. Впрочем, это больше не мои проблемы. Держи, – чуть ли не кидаю кота в застывшего засранца.

Вискас проделывает дугу по воздуху, истошно вопя на своих мучителей – то есть меня – и попадает точно в подставленные руки Арсеньева. Хорошая реакция, зачёт тебе, Антоша. Полотенце, правда, снова на полу. Я выгибаю брови, не стесняясь снова взглянуть на богатство повзрослевшего друга детства. А там как бы есть на что взглянуть! Правда, мне полюбоваться долго не дают, безжалостно прикрываются драным котом.

Эх, ну ладно. На меня сегодня и так хватило зрелищ.

Шагаю в освободившийся проход и ныряю в ванну. Поднимаю с пола сумку, оценивая ущерб от разбившейся бутылки, вытряхиваю содержимое в раковину. Убедившись, что избавилась от стекла, споласкиваю кожзам под струей воды, вытираю полотенцем, выуживаю среди осколков бутылки то, что осталось живо из моих вещей и снова кидаю в сумку. Я иллюзий не строю: до дома доберусь и сумку придется выкидывать. Черт. Что за дебильный день?

– Ну что, счастливо оставаться. Не хворать вам с Вискасом, "Но пасаран", "Чао бамбино", – приходят на ум дурацкие лозунги.

Не глядя в сторону застывшей парочки, выхожу из ванны. В спину словно воткнули палку, прямее я её ещё не держала – то женская гордость взяла верх и желание не пасть лицом в грязь. Поправляю туфли на полу, всовываю правую ногу в жаркую кожу, сразу становясь на десять сантиметров выше. Лицо обжигает внимательный взгляд. Не насмотрелся, ты посмотри.

Всовываю вторую ногу, ещё раз встряхиваю сумку в руках и шагаю к двери, гордо задрав подбородок.

– В пакете корм и пакеты для какашек, – бросаю перед тем, как дёрнуть ручку.

– Для какашек? – брезгливо отзывается Арсеньев, все ещё застывший с Вискасом вместо щита.

– Да, представь себе, коты иногда срут, – кидаю последний колючий взгляд на волосатого соседа. – Но хотя бы не в душу.

Открываю дверь, перешагиваю порог. Громко стучу каблуками, сбегая по лестнице вниз. Сердце подпрыгивает в такт каждому движению.

Невероятно.

Просто сумасшествие.

Арсеньев вернулся.

Успокойся, глупое сердце, история не повторится. Романтическая прогулка по граблям – совсем не моя тема.

Ангелина

Стою под раскидистым каштаном – нашей гордостью двора и пытаюсь унять сердцебиение. Это какой-то очень трешовый сценарий развития событий. Похоже на одну большую-большую подставу.

Но мама бы не стала, нет. И тетя Валя тоже. Они ведь не знали. Не знали же?

Дыхание никак не придет в норму, а тянущее чувство в груди все разрастается и разрастается до огромной дыры, что казалось, дано затянулась. Я не верю во все эти “пронесенная через года любовь” и “он посмотрел на нее, и все былые чувства нахлынули”. Я за рациональный подход. Он меня бросил? Бросил. Воспользовался? Воспользовался. Ни разу за все эти годы не вспомнил? Не вспомнил. Значит, тот жар, что растекается от макушки до кончиков пальцев – жгучая ненависть, дань прошлым дням.