Александра Степанова - Данный Богом

Теперь Богданов остался один, совсем один. Дальние родственники, приехавшие с претензиями на имущество, и немногочисленные коллеги его матери не в счет. А ведь ему только-только исполнилось восемнадцать. Он поступил в политехнический институт, мама им так гордилась!

Всю дорогу до кладбища я плакала, изредка поглядывая на друга. Ни одной слезинки. Он был так спокоен, словно ему не было никакого дела до смерти матери. Пожалуй, я одна из всех присутствующих понимала, что это не так, просто такой уж у Богданова характер. Я не знала, что сказать и как поддержать его. Уж лучше бы Андрей рыдал у меня на плече, тогда я могла бы погладить его по голове, обнять…

У свежей могилы родственники и коллеги сказали несколько слов об умершей, но Богданов молчал. Я знала этот его мученический взгляд, много раз я видела в школе, как он хочет что-то сказать, но не может. Тем более сейчас, на публике, когда все ждут от него скорбной речи.

– Она так неожиданно умерла, – сказала я. Голос у меня дрожал, но я должна была отвлечь внимание от друга, – ни я, ни Андрей этого не ожидали, и нам до сих пор кажется, что все это – дурной сон. Она всегда была такая деятельная, веселая. Я горжусь тем, что она любила меня, даже в шутку называла будущей невесткой. Мне будет ее не хватать, а ее сыну – тем более. Мы будем очень скучать…

Я переплела наши с Богдановым пальцы, и мы вместе бросили горсть земли на крышку гроба. Андрей впервые за день посмотрел на меня и коротко кивнул в знак благодарности.

Боже, как ему сейчас плохо…

Я была удивлена, что Богданов самостоятельно приготовил еду для поминок. Приехав после похорон в его квартиру, люди ели и тихонько разговаривали. Андрей ничего не ел, лишь выпил несколько стопок водки. Он даже не замечал, что все понемногу расходятся, произнося дежурные слова соболезнований.

Наклонившись к нему, я спросила:

– Можно, я останусь?

Богданов пожал плечами.

– Андрей?

– Да, – он кивнул, на секунду выходя из ступора, – останься, если можешь.

Пока родственники расходились, я мыла посуду на кухне. Жаль, что я не смогла приехать раньше и помочь с готовкой! Теперь хотя бы помогу все убрать. Мытье посуды совсем не тяготило, наоборот, помогало немного отвлечься. Намыливая очередную тарелку, я прокручивала в голове варианты беседы с Андреем, пыталась подобрать слова, которые могли бы подбодрить его.

Выйдя в зал, я оторопела. Богданов сидел на полу, прислонившись спиной к стене, и пил водку прямо из горлышка бутылки.

– Эй, эй! – я подбежала и отобрала у него бутылку. Как минимум половины жидкости уже не было.

– Отдай, – огрызнулся он.

– Не надо, Андрей.

– Я хочу напиться. В стельку, ясно? Так что лучше проваливай.

Язык у него заплетался, а взгляд стал очень злым. Я частенько ходила с Валей в клуб, иногда немного выпивала, но Богданова пьяным я не видела никогда.

– Я не запрещаю тебе пить, я не твоя нянька, – мрачно сказала я, доставая из шкафа две стопки, – просто не напивайся в одиночку.

С наполненными стопками я уселась рядом на ковре.

– За твою маму, – сказала я, залпом выпивая водку. Ни разу в жизни ее не пробовала. Жидкость обжигала горло, камнем падала в желудок и согревала изнутри, – она была хорошая.

После еще одной пары стопок Андрей, уткнувшись лицом в колени, хрипло сказал:

– Я не думал, что она может умереть…вот так, внезапно…Я пытался ее разбудить, думал, она просто простыла и решила не идти на работу. Даш, я не знал…вдруг я мог помочь, а я просто спал, и не было никакого предчувствия беды, о котором все говорят. Я преспокойно спал, когда она…

Его плечи вздрагивали, он весь сжался в комок. Я подвинулась ближе и обняла его.

– Андрей, ты не виноват. Держись…я с тобой, слышишь? Я с тобой.

Снова выступили слезы, но я не стала их вытирать: может быть, Андрей поймет, что при мне не стыдно проявлять свои чувства, и тоже поплачет. Но он лишь напряженно всматривался в какую-то точку на стене, и вдруг заявил:

– Мой отец умер не просто так.

– Что?

Богданов молчал так долго, что я решила – он не хочет отвечать. Но, наконец, он произнес:

– Мама его разлюбила, они собирались развестись.

– Ой, – я прижала руки ко рту, – я не знала.

– Отец всегда был осторожен за рулем, – продолжал Богданов, – но в тот день он просто с ума сошел от горя, ничего вокруг себя не видел. Я уверен, того столба, в который врезалась его машина, он тоже не заметил. Знаешь, папа был однолюб, как мой дед. Как, может быть, и прадед. Как и я.

Я молчала.

– Как же я ее тогда ненавидел, – продолжал Богданов, сощурившись, – за то, что она с ним так поступила! Я очень долго не мог ее простить. И вот она умерла, а я столько времени потратил на злость.

Наверное, за сегодняшний вечер Андрей сказал больше, чем за всю жизнь. Я сидела и слушала, изредка мы обнимались и плакали: действовал выпитый алкоголь.

– Даша, – Богданов взъерошил мне волосы. Вышло довольно грубо, силы он сейчас не рассчитывал, – Даш, ты мне очень нужна.

– Я здесь, с тобой.

– Нет, ты не понимаешь. Я всегда знал, что ты мне нужна, с тех пор, как увидел тебя в школе. У тебя был голубой портфель и две косички с огромными белыми бантами. Банты были больше твоей головы.

– Да…я уже и забыла.

Богданов мотнул головой.

– А я не могу. Я не забываю ничего, что связано с тобой. Ты понимаешь вообще? Или ты совсем глупая?

– Совсем, – согласилась я. Голова немного кружилась и хотелось спать.

– Выходи за меня замуж, – нетвердым голосом сказал Богданов, – мне никто, кроме тебя, не нужен.

Прежде, чем я сообразила, что он сказал, Богданов грубо схватил меня за подбородок и поцеловал. Я вцепилась в его волосы, чтобы оттолкнуть, но не смогла, а вместо этого только крепче обняла его. Мы развалились на ковре и самозабвенно целовались. По телу разливалось приятное тепло, а в голове царил самый настоящий беспредел. Я вся дрожала и крепче прижималась к Богданову. Черт с ней, с дружбой! Когда твой лучший друг снимает с тебя одежду, об этом уже поздновато думать. Ему плохо, одиноко, почему бы не сейчас? Я ведь сама предложила остаться. И, только встретив затуманенный взгляд его глаз, я поняла, что мы творим.

– Андрей! Нет, пусти! Андрей!!

Я решительно вскочила на ноги, натягивая на себя платье. Боже мой, что же теперь делать?

– Даш…

– Андрей, не надо! Посмотри на себя, ты пьян! Назавтра ты об этом пожалеешь.

Он кое-как поднялся на ноги и, спотыкаясь, подошел ко мне.

– Нет, я серьезно, выходи за меня.

– Ты сам не знаешь, что говоришь, – я вела Богданова в его комнату. Наверное, он в жизни так не напивался, – вот так…тебе надо поспать.

Я помогла ему лечь на кровать. Усталость и выпитый алкоголь действовали очень быстро, Андрей потихоньку засыпал.