Елена Тодорова - Улей

В холодной массе беспечного поколения они смыкаются, как два оголенных провода, и искрят высоким напряжением. Не понимают, что маячащий за горизонтом апокалипсис при их обоюдной неосторожности способен выжечь до пепелища целый город. Игнорируя многочисленные предупреждающие знаки, в порыве упоения своими просыпающимися эмоциями, они распахивают по пути все окна и двери. Бегут к тому, что находится за колючей проволокой.

Исаева заливается смехом и синхронно дублирует такт чувственной музыки. Стянутые в хвосты волосы опадают на плечи. Черные глаза ослепляют и расчетливо влекут за собой, к безрассудству.

Удерживая ее за талию, Титов широко усмехается и качает головой.

– Потанцуй со мной, – обвивая его за шею руками, бросает вызов. – В темноте стираются грани, правда?

Проведя ладонью по груди Адама, ощущает несгибаемое напряжение в крепких мышцах. И тогда ей еще больше хочется смягчить Титова. Покорить его. Одурманить фальшивой сладостью.

«Попробуй же меня, Титов. Подавись, мать твою. Отравись мной».

Замечая в глазах Евы голод и кровожадность, Титов отводит свой взгляд в сторону и громко смеется. Ощущает, как тело окутывает густая теплая дымка, и рассудок плывет. Только уже не от боли и беспокойства. На время становится добровольным заложником Исаевой. Вдыхает ее горько-сладкий запах, ловит взбудораженный взгляд, ощущает движения стройного тела и сходит с установленной траектории.

Крепко прижимает Еву к себе. Чувствует ее резкий горячий выдох на своей шее и скользит рукой под рвань, называемую футболкой. По гладкой теплоте кожи, стремительно – под узкую застежку бюстгальтера. А затем, подхватывая губами ее застопорившееся дыхание, разительно медленно ведет ладонь в сторону, по левой лопатке, в углубление плечевой кости и под чашку бюстгальтера.

Бесцеремонно лапает, и ухмыляется, ощущая мурашки на ее коже.

– А сейчас? Теряешь почву под ногами, Эва?

– Не обманывайся, дорогой Адам. Поверь, ты сломаешь свое незаслуженно возвышенное самомнение о мое равнодушие.

Улыбается ему, не ощущая внутри себя ни капли веселья и безмятежности. Вразрез всему сказанному, Титов волнует ее кровь. Скручивает нестабильные нервные волокна в замыкающие клубни.

Ей до головокружения нравится чувство тяжести и шероховатости его широкой ладони. Титов тоже это понимает, физически ощущая то, насколько сильно колотится ее сердце.

Но Ева стремится обыграть его любыми путями. Любыми.

Подаваясь вперед, крепче вжимается грудью в ладонь Адама и, распахивая губы, лижет его щеку. Еще. И еще. Чувствует, появляющуюся в его теле гибкость, и сама сходит с ума от этих животных ласк. Слегка отстраняется и с жадностью ловит тяжелые выдохи.

Ответно выдыхает ему в рот воздух, подобно сигаретному дыму, дурманящими кольцами. Титов глазами прослеживает за тем, как движутся ее пухлые губы, и глотает ее учащающиеся выдохи.

Когда медленная мелодия сменяется более быстрым треком, Исаева отталкивается и ускользает. Сжимает рукой кончики его пальцев, словно бы не решаясь опять сократить расстояние. Танцует и улыбается.

А Адам поднимает вверх их соединенные руки, призывая ее сделать пируэт. Она легко вращается вокруг своей оси и самозабвенно подпевает.

– All I ever wanted… All I ever needed… Is here in my arms [19] Всё, что я когда-либо хотел… Всё, что мне когда-либо было нужно… Здесь, в моих руках. .

Парадоксальная случайность: угрожая друг другу жестокой расправой, при соприкосновении они едва могут удержать эту ненависть.

Спустя несколько песен, устраиваются у барной стойки.

– Как прошел разговор с отцом? – спрашивает она, делая глоток мутно-синего ядреного коктейля.

По блуждающему взгляду видно – в действительности, ее мало волнует все, что с ним происходит.

– Исаева, не дури, – раздражается Адам, отставляя пустую рюмку на стойку. – Я не собираюсь с тобой об этом разговаривать. И ты это отлично понимаешь.

Ева совершает глубокий вдох, но взгляда от него не отводит.

– Только не рассчитывай, что я стану утешительным призом для безымянного монстра.

«Сука!»

– Скажу тебе без какой-либо фальши и умаления. Я не нуждаюсь в утешении, – холодно усмехается парень. – Не суди о том, чего не понимаешь, Исаева. Ты меня не знаешь.

– Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь, Адам. Можешь отрицать, но мы слишком похожи, чтобы оставаться незнакомцами. Без какого-либо преувеличения.

Ее слова оседают в душе Титова гнетущей тяжестью. Ему хочется сказать ей, что между ними нет ничего общего. Внутри Евы нет гармонии. Нет баланса. Он же… абсолютно другой. Абсолютно.

– Ты обжигаешь и ранишь других, чтобы латать собственную душу, – грубо выпаливает он, реагируя так, как лучше всего умеет – агрессивно. – Я же всего-навсего развлекаюсь. Не ищи в моих действиях скрытого смысла. Я – то, что я делаю.

Исаева моргает и слепит его улыбкой.

– Я, я, я… – передразнивает его апломб. Ставит бокал на стойку и смотрит ему прямо в глаза. – Ты лжешь, Адам.

– Слушай сюда, аномальная моя. Я озвучиваю то, что есть, – с сердитым прищуром выдает парень. – Понимаешь, Эва… Чтобы две параллели где-то пересеклись, нужно их разрубить и согнуть. У нас с тобой так же.

– А может, мы уже поломанные? Неправильные. Блуждающие и опасные, – озвучивает свои мысли так спокойно, будто ее саму это нисколько не беспокоит. – Такова наша карма.

В действительности, эти слова наиболее близки к реальности из всего обилия фальши, что между ними проносится с самого момента знакомства.

Их с ранних лет ставили в строгие рамки. Возвышали в ранг превосходства над другими, и волей-неволей они соответствовали. Задыхаясь под слоями наносного совершенства, каждый день вынужденно улыбались и беспечно демонстрировали вверенную им силу.

Они так ничего и не поняли. Они ничему человеческому не научились. Холодность и безразличие близких людей придали им неправильную огранку. Они выросли беспощадными и дикими.

Трудные дети с затяжным переломным мышлением. Мертвые звезды, которые так и не научились мерцать. Лишь обжигать.

– Что скажешь на это? – подталкивает Титова к ответу.

Останавливая движения Евы, он дергает ее на себя, едва не стаскивая с высокого стула, и пальцами сжимает ее челюсти. Устанавливает зрительный контакт. Подмигивает и усмехается, демонстрируя циничную самоуверенность, в то время как все внутри него деревянное от напряжения.

– Отстойно, что ты веришь в нечто подобное. Тебе так нравится страдать, правда? – проводит большим пальцем по щеке Исаевой, и она, вздыхая, закрывает глаза. – Как мотылек на пламя… В поисках сильных эмоций? Что ж, я тебя не подведу.

– Ты не можешь причинить мне боль, Адам, – тихо отвечает девушка. – Я давно занесена в Красную книгу. До тебя, под угрозой исчезновения, – ехидно фыркает и выдыхает. – Ну, что ты мне сделаешь? Смешно.