Ирина Буторина - Здравствуй, это ты

Честно говоря, Катя только потом вычитала об островном положении Вроцлава, а тогда даже с борта прогулочного кораблика этого замечательного факта не разглядела. Да и как разглядишь то, что происходит за бортом корабля, если на его борту бушевал праздник? На водную экскурсию собрали все группы, приехавшие во Вроцлав на практику. Молодежь была из соцлагеря, где русский язык был обязательным предметом, но, несмотря на это, знания языка, на котором разговаривал вождь мирового пролетариата Ленин, были у них также скудны, как и познания советских студентов в языках Шекспира и Гете. Так что интернационального общения не получалось, и представители разных стран сидели обособленными группами, не смешиваясь друг с другом. Чтобы как-то объединить народ, объявили танцы. Громкая музыка забила все остальные звуки, утопив и кораблик, и берега Одры в отбиваемых ударными инструментами ритмах. Поляки танцевали божественно, парами с переходами и переворотами. В Екатерине Андреевне тут же проснулась былая Катя, которая безумно любила танцевать, но пары не было. Кшиштоф танцевать не умел. Ее студенты тоже в бой не рвались. Так, встать потрястись может и пошли бы, а вот парами да с разворотом, это уж извините! К тому же девчонок в это время занимала другая идея. Ещё утром этого дня они прибежали к ней в крайнем возбуждении.

― Там новые ребята приехали. Познакомьте!

― Девочки, а сами?

― Нет, мы не можем, у вас лучше получается! ― умоляли они.

Действительно, за эти дни она познакомила свою группу с тремя группами практикантов из других советских республик. Однако группы постоянно менялись, переезжая в другие города Польши, а на их место приезжали новые, и опять надо было знакомиться. Дело, конечно, не мудреное. Заводишь веселый разговор, и не успеешь оглянуться, как народ начинает вначале посматривать в сторону шумной компании, а потом подтягиваться, вот тут и спрашиваешь: «А вы откуда?»

Пришлось знакомить студенток и на корабле. Когда девчонки были пристроены к таким же скучающим сверстникам, как и они, Екатерина Андреевна ушла на корму посмотреть на тянущуюся за пароходиком пенную дорожку. Тут сидела группа практикантов из Югославии. Чтобы общаться с южными славянами, надо было быть большим энтузиастом, так как расслышать славянский корень в их словах, обросших языковыми заимствованиями и акцентами, очень сложно. В результате общение превращалось в шараду из русских, сербских, немецких и английских слов. Помогал решать эти шарады стоящий рядом бородач в светлом полуспортивном костюме. Нет, он не участвовал в разговоре, просто изредка поправлял слова, сказанные на любом из языков.

― Вы тоже из Белграда? ― спросила она. ― Откуда так хорошо русский знаете?

― Да нет, я ваш земляк. Это мои охламоны ваших девушек развлекают, ― произнес он без тени улыбки на большом симпатичном лице, а затем, отвернувшись, стал смотреть на проплывающий мимо заросший деревьями берег.

Кроме деревьев на берегу, по сути, ничего не было видно, да и сама Одра казалась не рекой, а небольшой речушкой со светло-бурой водой.

― Что за вода, как вы в ней купаетесь? ― спросила Екатерина Андреевна у подошедшего Кшишофа.

― Это сток всей промышленной Европы, пани Катя, ― ответил он невозмутимо, ― в ней купаться запрещено.

― И никто не купается?

― Европейцы не купаются не только в реках, но и в Балтийском море.

― А где же вы купаетесь? ― не отставала Катя.

― В бассейнах, ― ответил он, пожав плечами, на такой, с его точки зрения, странный вопрос.

Возвращались с речной прогулки шумной толпой. Студенты брели где-то сзади, время от времени взрываясь хохотом. Преподаватели тоже сбились в кучку, и в центре была Екатерина Андреевна, как всегда, единственная женщина среди преподавателей-технарей. На душе было необыкновенно легко и радостно, и она с трудом сдерживала себя, чтобы здесь на глазах у студентов и профессорско-преподавательского состава со всей Европы не пуститься вскачь бочком приставным шагом, как любила перемещаться в детстве. Возможно, так действовал на неё забавный наряд «а-ля Лайма», который она недавно купила в Риге и до сих пор не могла надеть. Сегодня такая минута настала, и она была в восторге от бирюзового полотняного костюма и от развешанной по нему польской бижутерии. На покупку этого женского счастья ушли все деньги, вырученные от продажи кофе, которое она, бледнея и краснея от страха быть схваченной за спекуляцию, продала на базаре Вроцлава какому-то перекупщику. Теперь эта пластмассовая дребедень побрякивала при каждом шаге и наполняла душу радостью. Мысль о том, что подумают про неё – доцента, строгие коллеги, её не занимала. Тем более сложно было не заметить, что они простили ей её легкомысленный наряд и включились в общую праздничную атмосферу. Представились. Названые имена и отчества тут же забылись, но в памяти осталось, что двое были из Минска, двое из Белгорода, а давешний бородач и его коллега из киевской Техноложки. В лифте, который их поднимал в одну из пяти высоток студгородка, они ехали вместе.

― Приходите к нам в гости, ― чтобы что-то сказать предложила Катя. ― У нас сегодня вечеринка, наши польские руководители придут. С гитарой.

― Мы подумаем, ― буркнул бородач, не отрывая глаз от польской газеты.

Вечеринка затянулась далеко за полночь. В маленькую комнатенку, в которой Екатерина Андреевна жила с одной из студенток, набилось пятнадцать человек: их группа, Кшиштоф, соседка Эльжбета и прибившиеся к их компании киевляне. Руководители с ними не пришли. Эльжбета, забавно перемешивая русские и польские слова, болтала без умолку и практически с первой минуты положила глаз на одного из студентов, называя его на польский манер Викторку. Киевские студенты-технологи, в отличие от своих преподавателей, были веселы и раскованы. Кшиштоф оказался хорошим гитаристом и знал множество песен, и своих, и советских. Сидели бы до утра, но в восемь была назначена экскурсия в горы, поэтому пришлось разойтись. Утром её разбудила Эльжбета. У неё был будильник.

― Да она вообще не ложилась, ― с наигранным равнодушием произнесла Катина соседка по комнате сердитая Римма.

Говорили, что на первом курсе она была влюблена в Виктора, но что-то не сложилось. Вот и теперь Викторку ещё до конца вечеринки куда-то исчез с Эльжбетой, а вслед за ними ушла и раздосадованная Римма.

― Да не может быть, ― ответила Екатерина Андреевна ревнивице, натягивая вчерашний костюм.

― Может, ещё как может! ― разозлилась Римма.