Литтмегалина - Синие цветы I: Анна

У меня мгновенно возникло подозрение, оправдавшееся, как только я потянула книгу за корешок. С задней обложки на меня смотрело улыбающееся во все зубы лицо женщины со светлыми волосами. Я пробежалась взглядом по остальным книгам. Одно имя повторялось на всех корешках. Ошеломленная, я уронила книжку на пол и отступила от нее на шаг. Когда эта писателка успела? Она штампует по книге в неделю?

Собственное отражение, покачнувшись в зеркале, привлекло мое внимание. Я посмотрела на себя. В серебристо-сером, широкоплечем пальто Науэля я выглядела нелепо. Я сняла его, но лучше не стало. Одежда тут ни при чем. Это я сама источаю неловкость.

Я присела на край покрытой розовым покрывалом кровати, чувствуя себя растерянной и несчастной. За годы знакомства с Науэлем мне не приходило в голову, что он способен отодвинуть меня подальше просто чтобы провести с кем-то ночь. С другой стороны, он нередко пропускал наши встречи. Чем, я считала, он занят? Неотложные дела… Конечно, неотложные. Конечно, дела. У любого случаются неотложные дела в ночь с пятницы на субботу…

Я шумно выдохнула и зажмурилась. Чувство обиды было всеобъемлющим и простодушным, прямо как в детстве, когда другие дети забывали о моем существовании. Еще какая-то мысль донимала меня…

Я достала плеер, который машинально убрала в карман пальто, вставила в одно ухо наушник и включила. Мое левое ухо слышало песню, нежную, как шерсть котенка. Мое правое ухо слышало грохот и вопли снизу. Мне показалось, моя голова сейчас расколется надвое.

– Ну что я сделала не так?! – вскрикнула я внезапно. Вскочив, я схватила с полки книжку в блестящей целлофанированной обложке и бросила ее на пол.

В этот момент я была наиболее близка к тому, чтобы расплакаться. Растерянность сменилась злостью и чем-то еще, что я предпочла бы оставить без названия. Мне хотелось побежать вниз, вцепиться в лицо блондинке, строчившей со скоростью сто строк в минуту, завизжать на Науэля, требуя, чтобы он немедленно увез меня из этого дома.

Секунду я всерьез обдумывала свое намерение, но в итоге дошла до ощущения полнейшей беспомощности. Это нелепо, глупо и унизительно. И будет так логично с его стороны спросить меня: «Да кто ты мне вообще?»

– Вот именно, кто я, – произнесла я вслух с горькой язвительностью. – Никто.

При падении книжка раскрылась, ее страницы смялись, упершись в пол. Мне стало стыдно. Я нахожусь в чужом доме, без разрешения хозяйки и, скорее всего, без ее ведома. Я даже не уверена, что имела право садиться на эту кровать. Эта книга не моя. И не мне ее портить.

Я подняла книжку и раскрыла ее на первой странице, испытывая давно знакомое приглушенное недовольство.

«В день, когда природа создала черты Дамианы, она пребывала в хорошем настроении».

Я не знала, как природа, но подозревала, что моя мать была не в лучшем расположении духа, если в попытке отвлечься начала читать нечто вроде этого. Едва ли она наградила меня таким вычурным имечком из романтических соображений. Скорее всего, просто брякнула первое припомнившееся, когда ее спросили, что записать в метрику.

«Ее широко раскрытые глаза, всегда взирающие на мир с детским изумлением, были такого же насыщенно-синего цвета, как море в солнечный день, а губы ярки, как лепестки пионов. Точеный носик дополнял это прекрасное лицо».

Да уж, без носика она бы выглядела гораздо хуже. Все же довольно печально, что из традиционного набора романтической красотки мне досталось одно только имя. Хотя… «всегда взирающие на мир с детским изумлением»… она что, идиотка? Она живет в глуши. Что так изумляет ее каждый день?

Я рассмеялась притворно весело и закрыла уши наушниками. Я представила, как ладони Науэля скользят по обнаженной спине авторши этого чтива, и поспешила прогнать раздражающее видение. Я должна отвлечься. Пусть даже мне поможет в этом дебилка, застревающая в состоянии абсурдного изумления над каждым забором.

Я прочла виртуозный диалог между героиней и ее наставником. В процессе беседы главная героиня безустанно изрыгала цитаты древних философов. В ненавязчивых комментариях автор обращала наше внимание на уникальный ум героини, что привело меня в озлобление и заставило отправиться на поиски карандаша.

Карандаша не было. В бессильной ярости я обыскала всю комнату, даже заглянула под кровать. Наконец в ванной я нашла огрызок голубого карандаша для глаз. Мне хотелось бы развернуться от души, но карандашом для глаз много не напишешь, и я ограничилась тем, что печатными буквами начеркала на полях одно слово: «Попугай». Тупой, повторяющий зазубренные фразы попугай. При чем здесь ум?

Девушка с вялотекущей манерой пения вдруг проснулась и переключилась на исполнение вздрагивающей безумной песенки, и я едва не взвизгнула, приветствуя такую перемену. С появлением главного героя стало заметно веселее. «Самодовольный кретин», – накарябала я. Кассета закончилась, и я перемотала пленку к началу.

«Он опустился в кресло, вытянув длинные, стройные, сильные, мускулистые ноги».

«Избыток восславляющих главного героя прилагательных выглядит нелепо», – разошлась я, но карандаш затупился прежде, чем я хотя бы добралась до «героя».

Эти персонажи слишком оторваны от реальности. Их достоинства чрезмерны, а недостатков якобы нет вовсе. Науэль с его красотой хотя бы внешне походил на героя романа. Впрочем, ни в одной книге я не читала про героя, который побывал в постели с представителями обоих полов, причем не всегда выступая в активе.

«Какая тоненькая талия, – подумал герой. – Я мог бы обхватить ее большими и указательными пальцами».

М-да. Чтобы обхватить большими и указательными пальцами мою талию, потребуется двое мужчин. Может, у него просто слишком большие руки? Хотя главный герой и подумывал обхватить героиню, та решительно сопротивлялась всем его домогательствам, так как была чиста и непорочна и дожила до восемнадцати, сохранив в неприкосновенности свою талию и прочие части тела.

У меня свело челюсти, с такой силой я их стиснула. Я-то была не так невинна. Я бы предпочла, чтобы те двое не ограничились измерением моей талии на пальцах. Или трое. Или четверо. Я совсем озверела.

Двадцать страниц спустя герой уже мечтал о детях, которых родит ему главная героиня (как минимум пять), и я подумала: «Какого хрена! С такими габаритами эта бедная убогая способна разве что выдавить из себя пару ящериц!» Если не переломится надвое уже во время секса…

Я захлопнула книжку, рванула наушники и сгорбилась, запустив пальцы в свои растрепанные волосы. Это все неправда!

Придуманные девушки всегда выглядят хорошо, даже затерявшись в раскаленной пустыне, даже погружаясь в трясину, даже с волосами, не мытыми неделю, а мне достаточно не выспаться. Они умудряются срубить оргазм при сексе в любых обстоятельствах и обстановке, несмотря на полное отсутствие предыдущего сексуального опыта, а я едва понимаю значение слова «оргазм» и временами сомневаюсь в самом существовании этого явления. Они так блядски совершенны, их любовь не бывает безответной, и после череды неприятностей с ними неизменно происходит что-то глупое и чудесное. Так, может, в этом все дело?