Виталий Радченко - Авессалом-2. Портал. Все, к чему прикасается тьма, хранит ее отпечаток

– А ближе никак не получалось, – Кастет криво ухмыльнулся. – Не с моим цыганским счастьем, старичок. Тот шкаф-то в ОМОНе служил. А они ни хрена не любят по «саням» получать. Тем более, когда «сани» им ломают. Ну да ладно! В общем, встретил меня дружок мой и устроил в бригаду, что монтировала заправки по всей Сибири. Подальше от греха и от ментов. А посему, первый тост поднимаю за дружбу!

Кастет запрокинул бутылку, жадно глотнул, дергая кадыком, сморщился на секунду, с усилием проталкивая алкоголь внутрь.

– Хууух, первая всегда колом, – он с облегчением выдохнул и расплылся в довольной ухмылке. – Дальше легче будет! Ну, а ты что нюхаешь его? Глотни малек. Не хочешь? Ну нюхай-нюхай, – тощий поставил бутылку на тумбочку и закурил. – Это ж сибирские травы. Знаешь, как летом в Сибири пахнет? Дух занимает! Под вечер сидишь у костра после смены, вроде и напахался как лось, а выпил чуток, покурил – и такую силу в себе чуешь – хоть дворцы строить, хоть города с землей ровнять! Ну, и что тут греха таить, к романтическим приключениям также тяга невероятная просыпается. Вот только за романтикой, в смысле на танцульки в ближайшую деревню, верст сорок с гаком по проселкам. Хорошо, у старшого был «Днепр» с коляской – за литруху дядька завсегда в положение входил… – тощий мечтательно сощурился, откинулся назад, прислонившись спиной к стене. – Вшестером мы на нем гоняли. Как не поубивались нахрен – до сих пор ума не приложу, но только, веришь или нет, умудрялись за ночь обернуться туда-обратно! Да и не просто обернуться… – лицо Кастета расплылось, превратив глаза в узенькие щелочки, – какие там бабы, старичок… Кровь с молоком, вино с медом, огонь… – он на миг запнулся, подыскивая нужное слово, – просто огонь! В первый же раз я «тройной тулуп» и оформил…

– Чего? – не понял Кирилл.

– Сейчас поймешь, – Кастет встряхнул бутылкой, – дело к тосту идет! Короче, три удовольствия я за ночь получил. Во-первых, напился, во-вторых, подрался, ну, а в-третьих, – он потянулся, раскинув руки в стороны, – в-третьих, бабу оттрахал, вот! Эх, какая была фемина! Повариха!

Кириллу потребовалась вся его сила воли, чтобы сдержать хохот. Он дернулся на кровати, сделав вид, что пытается устроиться поудобнее, подтянув колени к груди. Тощий понял телодвижения соседа по-своему и снисходительно хмыкнул.

– Гляди не расплескай! Так вот, старичок, тост за любовь!

На этот раз Кастет приложился к бутылке основательно, сделав не менее трех больших глотков. Крякнул, занюхал ладонью, одновременно вытирая мокрые губы, глубоко затянулся, обронив пепел на майку. Долго отряхивался, чертыхаясь, потом забычковал окурок в стакане и, спрыгнув с кровати, направился к туалету. Порывшись в карманах брюк, выудил ключ и отпер дверь.

– Я щас!

– Не спеши, – пробормотал Кирилл.

Аккуратно протянув руку, он поставил стакан с выпивкой на тумбочку и вытянулся на кровати, сцепив пальцы за головой. «Интересно, что она сейчас делает? Скорее всего, сидит в интернете, считая лайки. А может быть, репетирует с преподавателем по вокалу? Хотя… Такая девушка явно не станет скучать по вечерам…»

Парень печально вздохнул. Дурацкое расследование…

Заурчал бачок, и в палату, почесывая пузо, снова зашел его странный сосед.

– Зудит, зараза, – тощий поморщился, скребя ногтями под майкой, – сколько лет прошло, а все не заживет до конца…

– Откуда у тебя это? – не то чтобы Кирилла очень волновали следы бурной Кастетовой юности, но подробности любовных игр с кемеровской феминой он уж точно предпочел бы пропустить.

– Ха! – тощего такой поворот разговор обрадовал. – А ведь это, не поверишь, последствия того самого «тройного тулупа»! Прикинь, у той поварихи…

Кирилл обреченно вздохнул.

– …ухажер был, кемеровский. Типа из серьезных, – Кастет запрыгнул на кровать и уселся, по-турецки скрестив ноги. – И через два дня подваливает с кодлой, типа, кто там борзый такой? Их шестеро, я один – наши на рыбалке все были тогда. Почти все. Слово за слово – понеслась. Развалил я пару рож нехило, только один на шестерых – расклад херовый, сам понимаешь. Прижали к стенке, этот сыч достает бутылку и хрясь мне по башке. Видишь? – он наклонился к Кириллу и повернул голову, указывая пальцем на не заросшую волосами полоску кожи, светившуюся на черепе, – я весь в кровище, а он, пидор, «розочку» мне в рожу сует и скалится. А изо рта мятной жвачкой несет… Я, сука, с тех пор эту мятную жвачку терпеть не перевариваю…

Кастет скривил губы, уставившись в сумерки тяжелым взглядом. Прошло около минуты, прежде чем он продолжил. Только теперь в его голосе не было и намека на игривость.

– Он всегда особняком держался. Не бухал с нами, по девкам не шлялся, хоть мужик видный был и не старый. А еще силищи был неимоверной дядь Петя. Откуда он появился, я и не приметил тогда. Двоих просто взял за шеи, поднял и сдвинул так, что хрустнуло. Трое кинулись на него, как волчары на медведя, и разлетелись в стороны как щенки. Я поварихиного фраера за горло, а он, сучонок, сунул мне в брюхо «розочку» да и провел снизу вверх. Вскрыл, блядь, как карпа… На мое счастье, осколок недлинный оказался… – Кастет машинально провел рукой под майкой, обозначая движение бутылочного осколка. Кирилла, живо представившего себе это, передернуло. – А на его мудачье счастье – дядь Петя не злой был… Не стал убивать… Руки сломал ему, да башкой приложил о стену, чтоб не вопил. Потом меня зашил и перевязал.

Кастет снова замолчал. За окном мерно скрипели ветви деревьев, раскачиваемые усилившимся под вечер ветром. Кирилл, не решаясь прерывать тишину, наблюдал за светящимися экранами приборов на стене. Он то трогал свисающие провода, отчего стрелки приборов вздрагивали, то отпускал – стрелки медленно возвращались к нолям. Щелкнула зажигалка.

– Когда наши вернулись, кемеровских уже не было, очухались и свалили. Дядь Петя их не тронул. Он так и сидел рядом со мной, – тощий затянулся, тонкой струйкой направил дым на кончик сигареты, сдувая крошки пепла. – Уже холодный. Заточку в бок кто-то из этих воткнул в драке.

– Ну что, – вздохнул Кастет, в очередной раз подняв бутылку, – третий я всегда за него теперь пью. Земля пухом тебе, дядь Петя! – он опрокинул бутылку, глотнул, зажмурился. – Блин, не идет что-то сегодня. Кстати! – тощий шмыгнул носом, – он же однофамилец твой был. Тоже Ковалев, прикинь! Я даж подумал, не батя ли твой – ты, вроде, говорил, что твой там тоже был. А потом вспомнил, он мне как-то рассказывал, что сын у него дома остался. Только не Кирилл, точно помню. Имя еще такое… не наше… О, вспомнил! Марк! Марком его звать.

Густая, сладкая жидкость обожгла горло. Провалилась в желудок, приятно согрев пищевод, растеклась жаром по внутренностям. Он выдохнул, несколько секунд прислушиваясь к пульсу, который немного успокоился и уже не долбил в виски безумным дятлом. Протянул стакан – рука почти не дрожала.