Лина Манило - Невинная для грешника

– Успокоилась? – Марк стоит у входа, подпирает рукой косяк, явно меня ждёт.

– А я и не нервничала, – пожимаю плечами, хотя вот это равнодушие даётся мне с трудом. – Просто популярно объяснила ситуацию.

Марк вглядывается в моё лицо и едва заметно хмурится.

– Плакала?

– Нет, – нагло вру, а Марк головой качает.

– Марта… – вздыхает и, убрав руку, пройти мне позволяет. – Не слушай Регину, не принимай на свой счёт, она… в общем, я прошу за неё прощения. Это только моя вина и это больше не повторится. Я обещаю.

Марк с трудом подбирает слова – это видно невооружённым взглядом, по глазам его заметно. То ли извиняться ни перед кем не привык, то ли ему действительно стыдно, и сейчас он кажется почти беззащитным. На мгновение передо мной появляется тот самый улыбчивый мальчик, так привлекший моё внимание на злополучной фотографии, и я оттаиваю.

Всё равно долго злиться не умею.

– Марк Романович, не нужно, я совсем на вас зла не держу, – взмахиваю рукой и улыбаюсь, чтобы слова свои подтвердить. – А сейчас, простите меня, но я тороплюсь.

– К маме? – снова усмехается, и глаза его теплеют.

– К маме, – улыбаюсь и, помахав на прощание, двигаюсь к выходу.

А выйдя из ворот, замечаю большую чёрную машину с наглухо тонированными стёклами, выезжающую из просторного гаража.

Роман Георгиевич.

Я киваю, хотя не могу видеть его лица за глухими окнами, но почему-то кажется, что он смотрит на меня в этот момент. И будто бы в подтверждение моих мыслей, машина останавливается, и стекло медленно отъезжает вниз.

Роман Георгиевич улыбается лишь краешками губ, а глаза его при этом ледяные-ледяные. Наверное, ему требуется приложить максимум усилий, чтобы выглядеть приветливым.

– Марта, ты в город? Присаживайся, подвезу.

Интересно, Орлов старший мне тоже дружбу предложит? Надеюсь, нет.

Более взрослая и… матёрая версия Марка мне не нравится. Абсолютно.

Сижу в просторном салоне, держусь обеими руками за поручень. Нужды в этом нет – машину не трясёт на кочках и не болтает на поворотах, – но мне так спокойнее.

За окном плавно меняются пейзажи, коротко стриженный тёмный затылок водителя кажется деревянным, до того мужчина сосредоточен на дороге, а сидящий в метре от меня Орлов немного лениво водит пальцем по тачпаду лежащего на коленях Макбука.

На меня не смотрит, работает, а мне всё равно чуть-чуть неуютно.

С глухим стуком Роман Георгиевич захлопывает крышку ноута, и атмосфера в салоне странным образом меняется. Начинает жечь скулу, шею, будто бы кто-то водит рядом с лицом зажжённым факелом.

Орлов на меня смотрит – такое ощущение ни с чем не спутаешь. Неуютный, цепкий и немного липкий взгляд медленно ползёт по коже, а у меня в голове рождается странный образ: муха, накрытая стеклянным стаканом. Вроде бы свобода рядом, но проще разбиться в сопли, чем преодолеть барьер.

Всё-таки Орловы слишком странные для меня – самой обычной девушки Марты. Все они и каждый в отдельности играют в какие-то игры, правил которых мне не понять.

Знаете, как в зеркальном лабиринте? Куда ни сунься, всё не то.

– Марта, и надолго ты к нам? – Роман Георгиевич слегка растягивает слоги, от чего его тон кажется ленивым и обманчиво расслабленным.

Я поворачиваюсь, потому что с моим затылком ему вряд ли интересно разговаривать, и натягиваю на губы улыбку:

– Очень надеюсь, что мама скоро поправится.

Он смеётся: тихо, хрипловато. Точно, как сын, сидит, подперев висок двумя пальцами, и смотрит на меня сквозь полуопущенные ресницы.

– То есть ждёшь, когда выполнишь миссию и спасёшься? – в его вопросе мне мерещится слишком много подтекста, и я ругаю себя мысленно за слишком буйное воображение.

– Нет, просто это же временно… это мамино место, я его в некотором роде всего лишь сторожу, – пытаюсь обернуть всё в шутку, но она неловкая и, честно признаться, очень убогой выходит.

Да уж, есть люди, рядом с которыми шутить – только настроение себе портить.

– Надеюсь, тебя никто не обижает в нашем доме? – будто знает что-то.

– Нет, никто, – слишком торопливо, чем вызываю усмешку на губах Орлова. – Спасибо, всё хорошо.

– Это хорошо, когда всё хорошо, – правый уголок рта ползёт вверх, а на идеально выбритой щеке ямочка.

Орлов продолжает улыбаться, а машина, шурша колёсами по гравию, сворачивает на центральную магистраль и встраивается в ряд спешащих к городу автомобилей. Позади остаётся автобусная остановка, на которой я бы стояла, если бы не предложение Орлова.

Пауза затягивается, и я вдруг чувствую странную потребность выговориться:

– Роман Георгиевич, я очень благодарна Анфисе Игоревне за помощь. Если бы не она, не знаю, что бы делала, – я не вру ни в едином слове, ни в оттенке голоса.

Пусть она тоже ведёт какую-то игру, разыгрывает партию, а сын упорно кличет родную мать гиеной, меня их дела не касаются.

Надеюсь на это.

– Благодарна, значит, – хмыкает каким-то своим мыслям и барабанит пальцами свободной руки по коленке, обтянутой дорогущей костюмной тканью.

– Очень. Вы же знаете, что она заплатила за мамино лечение? И работу мне предложила. Это было очень любезно с её стороны.

– Великодушно, да? – усмехается. – О да, моя жена умеет быть великодушной и любезной. Кого хочешь очарует.

– Анфиса Игоревна действительно потрясающая женщина.

– Марта, а теперь поговорим как взрослые люди, – кажется, с этого обычно начинается самая поганая часть диалогов? – Сколько тебе моя жена пообещала?

Орлов неумолимо меняется в лице: улыбка сходит, в глазах появляется колючий холод. Пригвождает меня взглядом к сиденью и чуть подаётся вперёд, будто так ему моё нутро лучше видно.

Неуловимое движение, почти хищный бросок, хотя это всё моё воображение.

– В смысле? За работу? Двадцать две тысячи, – рапортую, словно на допросе сижу.

– Долларов? – уточняет, а я громко икаю.

– Да что вы? – восклицаю почти испуганно. – Какие доллары? Рубли. Зачем мне столько долларов?

Я даже смеюсь – это же надо, но мой смех тонет в хриплом кашле, когда Орлов лишь щурится на мой ответ.

Хлопать меня по спине никто не собирается, и я кое-как достаю из рюкзака бутылку с водой и прочищаю горло.

– Что-то маловато, – удивляется и, отвернувшись, приказывает водителю остановить машину и выйти на несколько минут.

– Эм… зачем это?

Роман Георгиевич пальцем касается своего уха и молчит, пока мы не остаёмся в салоне только вдвоём.

– Анфиса Игоревна сказала, что вы приличный человек, – заявляю как-то слишком резко.

Вся эта ситуация не то что пугает, но очень неприятна. Настолько, что я дёргаю ручку, готова выскочить прямо на улицу и дать стрекача.