Эмма Скотт - Сейчас и навечно

– Какая еще статья применима к 7603? – самодовольно спросил Эндрю. Он был типичным говнюком, который явно легче переживал стресс, вызванный обучением на юридическом факультете, если ему удавалось поставить меня в тупик. Но я никогда не давал ему такого шанса.

– Статья 3140, – ответил я. Кстати, я тоже своего рода говнюк.

– В 7604 суд может вынести постановление об упрощенном получении разрешения на опеку или посещения, если?..

– Отношения между родителями и детьми не противоречат разделу 7540, а постановление отвечает всем интересам ребенка.

– Зачем ты вообще сюда приходишь? – проворчал Эндрю и захлопнул макбук.

– Чтобы отвечать на твои вопросы.

Девушки захихикали, а Эндрю покачал головой, пробормотав себе под нос:

– Высокомерный придурок.

– В любом случае, ты тратишь время впустую, – сказала ему Сана и подмигнула мне с понимающей улыбкой. – Память Сойера безупречна. Уверена, он может продолжать не один день.

От меня не ускользнул скрытый подтекст в ее последней фразе и приглашение во взгляде. Тело моментально отреагировало теплом, умоляя меня пересмотреть свой негласный обет. Сана – красивая и умная девушка, она пополнила нашу группу, когда Джексон и еще один друг закончили учебу в прошлом семестре. Но, увы, я бы ответил ей то же, что она сказала Эндрю. Она зря тратила свое время. Мои дни близости со случайными женщинами сочтены с большой буквы «С».

Бет не пропустила одобрительную улыбку, брошенную Саной в мой адрес, и закатила глаза.

– Следовало назвать эту группу «Подростковая депрессия», – она посмотрела на свои часы. – Ну все. Пора идти.

Мы быстренько собрали вещи, запихнув тетради и ноутбуки в сумки, и выбросили пустые стаканчики из-под кофе. Я покинул аудиторию следом за своей группой. Бет была права. Даже в моем воображении эти люди не были мне друзьями. У меня их практически не осталось; но я посмотрел на Бет с ее строгой прической и на Эндрю в рубашке, застегнутой на все пуговицы, и попытался представить их хотя бы на одной их наших грандиозных вечеринок злодеев. Я попробовал представить себя на любой другой «злодейской» вечеринке и не смог.

– Чем-то воняет, Хаас? – спросил Эндрю.

– Нет, – ответил я, щурясь от яркого июньского солнца. – Вспоминаю одну древнюю историю.

– Ты, вероятно, и классику помнишь наизусть. Вытащишь «Одиссею» из своей стальной ловушки?

Я ощутил на себе его пристальный взгляд.

– «О, муза, скажи мне о том хитроумном герое, который, странствовал долго с тех пор…» Похоже на тебя, Энди.

– Заткнись. И не называй меня Энди.

Сана спрятала улыбку за воротником пальто.

– Увидимся в понедельник, – сказала она остальным, после чего остановилась рядом со мной. – Ты так жесток с бедным Эндрю.

Я пожал плечами.

– Никогда не встречал парня, который не заинтересован в сокрытии своих недостатков.

– Это просто зависть. Он изо всех сил старается разобраться во всем, а тебе это дается так легко.

Я бы даже посмеялся над ее словами, если бы не чертовская усталость.

– Итак. – Сана перекинула шелковистые черные волосы через плечо. – Какие планы на выходные? У меня есть лишний билет на завтрашний концерт The Revivalists в Уорфилде.

Мне пришли в голову парочка мягких оправданий, но я слишком устал, чтобы нести чушь.

– Я пас. Никаких развлекательных мероприятий до окончания школы и сдачи адвокатского экзамена.

– Звучит не круто.

Я пожал плечами и попытался улыбнуться.

– В любом случае, спасибо за приглашение.

– Ладно, – сказала она с улыбкой, которая с трудом скрывала разочарование. – Тогда увидимся в понедельник.

– Да.

Я наблюдал за тем, как она уходит, и меня охватила жуткая усталость.

Иногда такое происходило, словно кулаком в живот ударили. Бессонные ночи и недосыпание, стресс и тревожность – все это накрывало меня с головой. Никакого пива с парнями. Никаких свиданий с горячими однокурсницами. Ни секса, ни вечеринок…

– Смирись, Хаас, – пробормотал я в воздух и направился в сторону дома. – Ты сам на это подписался.

На станции «Сивик-Сентрал» я пересел на линию J до Дюбус Траянгл и откинулся на спинку сиденья. Час пик еще не настал, и поезд был практически пуст. Пятница – единственный день недели, когда у меня нет вечерних занятий и я освобождаюсь пораньше. В этот день я обычно прихожу домой к четырем часам, а не в пять или шесть.

Стук колес подо мной убаюкивал, а глаза закрывались. Семейный кодекс словно проецировался на заднюю поверхность века – неприятный побочный эффект эйдетической памяти. Чем больше я что-то запоминаю, тем больше шансов, что это останется со мной навсегда.

…если один из родителей оставляет ребенка на попечении другого лица более чем на год без предоставления ему содержания или без коммуникации, то следует рассматривать это дело как отказ от ребенка…

Эти слова я никогда не забуду, и убаюкивающее движение поезда вернуло меня в август прошлого года. Древняя история. Тогда я еще не устал. Пока нет.

Обшарпанное здание с вывеской Департамента по делам семьи и детей возвышалось на другой стороне улицы. Небо было затянуто облаками, холодный ветер пронизывал меня до костей, пока я крепче прижимал сверток к себе. Казалось, что лето закончилось, и зима вот-вот должна вступить в свои права.

– Скажи мне еще раз, что произойдет, когда я отдам ее? – спросил я.

Джексон искоса посмотрел на меня.

– Они попытаются разыскать Молли.

– Я пробовал. Безуспешно.

– Тогда ребенок попадет в приемную семью.

– В приемную семью…

Я опустил взгляд на спящего младенца в своих руках, укутанного в одеяло. Мои руки устали. Оливия была крошечной, но держать ее весь путь на поезде, а потом нести три квартала на руках оказалось тяжелее, чем любая тренировка в спортзале Гастингса. Я бы взял «Убер», но у меня не было автокресла.

У меня ничего не было.

– Это лучший вариант, – в сотый раз повторил Джексон за прошедшие шесть дней после вечеринки.

– Ага, – буркнул я. – Лучший.

Он одарил меня тусклой, сочувствующей версией своей ослепительной улыбки.

– Пошли давай. Зеленый свет.

Он подтолкнул меня рукой, но я не сдвинулся с места. Ноги словно приклеились к земле.

Я окинул взглядом оживленную городскую улицу. Ветер завывал между цементных зданий, которые возвышались над нами: холодные, ровные и серые. Я попытался представить, как захожу в Департамент и передаю ребенка какому-то незнакомцу. Это было бы так просто. Она уже несла на себе тяжелый груз прожитых лет, и все, что мне нужно было сделать, это отдать ее и уйти.

Но Оливия прильнула к моим рукам, ко мне.