Лариса Печенежская - Не могу без тебя… Том 1

– У тебя был кто-то до меня?

– Нет, – тихо сказала я, чувствуя, как мое лицо заливает румянец смущения, поскольку я никогда ни с кем не разговаривала на подобные темы.

– Ты действительно совершеннолетняя? – донеслось до моего слуха.

Получив подтверждение, Артур прошептал мне на ухо:

– Сейчас, принцесса, тебе будет немного больно, а потом я вознесу тебя на вершину неземного наслаждения.

Он лег на меня, опершись на локти и приказал:

– Не закрывай глаза. Смотри на меня и не смей отворачиваться. Я должен видеть твое лицо и глаза, когда лишу тебя девственности.

Я открыла глаза – и наши взгляды встретились. И в этот миг он резко вошел в меня. Боль была настолько острой, что я закричала.

– Остановись! – закричала я, пытаясь избавиться от него.

– Не елозь подо мной, – сердито произнес он, производя движения, от которых у меня из глаз полились слезы, но вырываться перестала.

– Кричи, милая, кричи, – говорил он, входя и выходя из меня. – Так тебе легче будет переносить боль. Она скоро пройдет.

И действительно – боль внезапно прошла совершенно и внутри меня стало скапливаться нечто, требующее освобождения. Я была слишком неопытна, чтобы понимать, что со мной происходило.

Артур продолжал двигаться всё энергичнее и властней. Его горячее мужское дыхание на ухо, сильные руки и скульптурный торс, блестящий от пота, возбудили меня снова, и уже вместе с ним я взорвалась от оргазма.

– А ты страстная штучка, – сказал мне Артур после того, как пришел в себя.

Я тогда не оскорбилась на столь сомнительный комплимент, а восприняла, как похвалу, и гордилась собой, что получила её от такого взрослого мужчины. А именно таковым он мне и казался в мои годы.

Почему об этом своем первом интимном опыте рассказываю так подробно? Чтобы ты понял, почему я попала в зависимость от него.

Я приходила к нему на квартиру почти каждый день и была счастлива без меры. Он говорил мне много ласковых и нежных слов, называл богиней и королевой своего сердца, баловал моими любимыми в то время конфетами «Рафаэлло» и другими сладостями. Мне было хорошо с ним, как ни с кем другим. В такой идиллии прошло два месяца.

Наконец прозвенел последний звонок и наступила пора экзаменов. Ответственная пора, требовавшая усилий. Но меня стало по утрам нещадно тошнить, голова кружилась и в глазах темнело.

Завтракать не было сил, так как любые запахи, даже чайной заварки, вызывали спазмы.

Я каждый раз мчалась в туалет, где под шум воды из крана рвала над унитазом.

Так как мама, готовя завтрак, всегда громко включала музыку, мои мучения остались вне ее внимания. Правда, она заметила мою бледность, но я объяснила ее тем, что очень волнуюсь, чтобы сдать все экзамены на отлично. Мой ответ ее удовлетворил.

– А как же Артур? Ты сказала ему, что беременна? – не удержался от вопроса Герман.

– Нет. Я боялась, что он бросит меня, как и делать первый аборт, если он настоит. Я продолжала приходить к нему на квартиру, пока тошнота совсем не одолела меня. Из-за неё мы не виделись с ним две недели. Он пытался в школе выяснить, что происходит, но я избегала его. Назойливо звонил, но я заблокировала его номер, хотя мое сердце стремилось к нему, а по ночам я безутешно плакала, тоскуя о нем.

Под конец экзаменов тошнота внезапно прошла. Обрадовавшись, я, однажды увидев со своего окна, что Артур пошел домой, через полчаса позвонила в его дверь. Увидев меня, он сначала оторопел, а потом, схватив за руку, втащил в прихожую.

– Почему ты избегала меня и не отвечала на звонки? – заорал он, тряся меня за плечи.

Я, чуть не заикаясь от страха, промямлила, что не было времени, так как нужно было тщательно готовиться к экзаменам, поскольку мне нужна была золотая медаль.

Не дослушав меня, Артур стал срывать с меня одежду и взял прямо на полу в прихожей. Накал наших страстей был настолько сильным, что мы не соображали, что делали. Мои родители уехали к родственникам на пару дней, и я осталась у Артура.

Мы занимались любовью без остановки – и на второй день окончательно выдохлись. Я несколько раз пыталась сказать Артуру, что беременна, но так и не смогла. Потом у него начался отпуск – и он уехал к родителям.

Я ужасно тосковала по нему. Думала, что в разлуке с ним сойду с ума. Он звонил редко, а мне ему звонить и вовсе запретил.

– Почему? – удивился Герман.

– Сказал, что в его кавказской семье нельзя общаться с девушкой, если она не твоя невеста, поэтому он не хочет семейных неприятностей.

Мой живот тем временем увеличивался. Поначалу я пыталась его втягивать, а потом испугалась, что могу навредить ребенку, и стала носить просторные футболки и блузы на выпуск. Благо, мама в летние месяцы пропадала на даче и оттуда ездила на работу. Я же готовилась к поступлению в университет.

Успешно сдав экзамен по математике, я была свободна, но ехать на дачу к маме не решилась, а потому упросила ее отпустить меня к двоюродной сестре, которая была старше меня на десять лет и жила со своей семьей в Подмосковье.

Свое состояние от нее мне скрыть не удалось, но я придумала, что в сентябре выхожу замуж – и она оставила меня в покое. Так прошел еще месяц. Живот уже не прятался под свободными футболками, и я, дрожа от страха, возвратилась в отчий дом.

Когда вошла в квартиру, родителей не было, и я восприняла эту отсрочку, как глоток кислорода.

Я задыхалась от чрезмерного волнения, не могла справиться с дрожью. Но вечер все же наступил, а с ним – конец света. Как только мамин взгляд остановился на моей потолстевшей талии, она от ужаса пошатнулась и упала бы, если бы папа ее не подхватил. Не буду передавать все, что услышала от них.

Были и оскорбления, и мамина истерика… Они требовали назвать имя того, кто меня обесчестил, но я упрямо молчала, считая, что Артур должен от меня узнать о том, что у нас будет дочка, а не от моих разгневанных родителей.

– Ты уже знала к тому времени пол ребенка? – уточнил Герман.

_ Да. Я закрылась от родителей в своей спальне и лежала на кровати, бездумно глядя в потолок, когда позвонил Артур. Оказалось, что он приехал еще вчера, но отдыхал с дороги, а потому не сообщил мне об этом. Я пообещала ему прийти и, отключив телефон, вышла из квартиры, ничего не сказав отцу и матери.

Когда он открыл мне дверь, радостная улыбка, которая была на его лице, быстро сошла. Его глаза в ужасе остановились на моем животе.

– Ты бе-рре-меен-на? – заикаясь от страха, спросил он.

Почему-то, видя его таким перепуганным, на душе стало так мерзко.

– Как видишь, – ответила я и, отодвинув его вглубь прихожей, прошла мимо и села в кресло в гостиной.

Я услышала его шаги, но ко мне он не зашел. Сразу поняла, что отправился в кухню обдумывать ситуацию, поэтому молча ждала. И дождалась. Он явился ко мне как побитый пес. Бледный. С трясущимися руками, которыми я раньше не уставала любоваться. Взгляд затравленный.