Ирина Свисткова - Без Определённого Места в Жизни

– Как поживаешь, Джонни? Какие планы на вечер? – наперебой тараторят друзья.

Малыш Билли как всегда радуется жизни. Ему всего около двадцати лет, но опытом проживания на улице он утрёт многих в этом уютно чавкающем помещении. Он выжил, будучи беспризорником, скрылся от полиции подростком и не утратил радости топтать асфальт города во взрослом возрасте. Совершенно уникальный в своём роде он заражает оптимизмом всех, кто с ним общается, именно рядом с ним Джонни чаще всего думает о том, чтобы выбраться из этого дерьма. Но к утру обычно эти рвения притупляются.

Его спутник Растаман, в противовес Билли, угрюмый малый. Вероятно, его сделали таким бесконечные проверки на наркотики и облавы полиции, проходящие в его жизни стабильно раз в неделю. А виной тому его шапка в продольных полосках – чёрная, красная, жёлтая, зелёная. Сам Джонни, глядя на весёленький головной убор друга, думает о марихуане, но тот клянется и божится, что никогда в жизни не пробовал курева, а шапку нашёл в баке на углу. Возможно, её выкинули именно поэтому. Все знакомые Растамана смеются над ним в голос, но махнуться шапками никто не предлагает.

– Как обычно, – меланхолично отзывается Джонни. – Хотел сходить за коробками от холодильников, мне обещали. Пойдёте со мной?

– Вот это номер, Джон! Ты раздаёшь дома просто так? – хмурится Растаман. – Где обещали?

– Магазин электроники на углу.

– Это территория Корнелии, друг. Она липкая… – кривит лицо Билли.

– Я знаю. Но она ведь не может захватить весь район, я имею право общаться с любым человеком в городе.

– А пойдём! – решается Растаман. – У неё уже и так хоромы из коробок, жадность бабе не к лицу!

– А ты как? – вопрошает у него Джонни. – На этой неделе облавы ещё не было?

Хмурый Растаман хмурится ещё сильнее, в его складке между бровей уже можно было зажать купюры и монетки, она не расслаблялась даже в редкие моменты, когда Растаман смеялся.

– Нет пока. Хочешь, поменяемся шапками, Джонни? – в сотый раз предлагает он.

Это уже стало дружеской шуткой.

Приятели едят медленно, тщательно жуя, наслаждаясь каждым куском во рту и тёплым помещением вокруг. По окончании они распихивают яблоки и хлеб по карманам и направляются к агрегату с кипятком. Там на выдаче чая и сахара стоит парень в волонтёрской жилетке и следит, чтобы посетители не наглели и не набивали карманы. Он выдает каждому по бумажному стаканчику, два пакета чая и шесть кусков сахара.

Уже за чаем Билли рассказывает, что в их кругах сегодня появилась новенькая. Но ничего больше сказать не может: ни откуда взялась, ни в чьём районе живёт.

– Говорят, красивая. Пока. Её видели капающейся в баке в трёх кварталах от нас с Растаманом, там территория Сенсея. Скорее всего, она не в курсе об этом, но скоро ей разъяснят. Надеюсь, ей повезет, и это будет не в очень грубой форме.

Сенсей отличается эксцентричностью. Несмотря на свой внешний вид, по которому казалось, что он уравновешенный преподаватель кун-фу – длинные тонкие седые усы и борода при ещё достаточно молодом лице – он скорее из тех обходительных джентльменов, которые с лёгкостью могут приложить даже красивую девушку. Вероятно, в пару ему идеально бы подошла карга Корнелия, если бы не их обоюдное нежелание считаться с кем-либо, кроме себя.

– Интересно, откуда они берутся? – задумчиво тянет Джонни.

– Ха, Джонни, ты философ что ли? – удивляется Растаман, и у него даже складка между бровей немного расправляется, а несуществующие монетки беззвучно падают из неё на каменный пол столовой. – Вот откуда взялся ты?

Джонни молчит. Он рассеянно болтает деревянной плоской палочкой в бумажном стаканчике с остывшим чаем, предположительно размешивая давно растворившийся сахар.

После обеда, на который столовая обычно отводила час, но по факту получалось все два, особенно в холодную погоду, когда лишние десять минут для посетителей могли значить спасённые от обморожения пальцы ног, друзья отправляются к Сенсею в надежде посмотреть на незнакомку. Это увлекательное сравнение «до» и «после», как внешность голливудских звёзд до и после пластических операций, только в обратную сторону. Жутко наблюдать, как люди скатываются, постепенно перестают напоминать себя прежнего. Особенно женщины. Особенно, если пьют. Ведь и карга Корнелия, вероятно, с Джонни почти одного возраста, но внешне годится ему в матери, если не в бабушки. Она очень любит тяпнуть лишнего, а организм, как известно, не вечный двигатель, постепенно приходит в негодность, о чём предупреждает своего владельца внешними проявлениями.

Сам Джонни заливался несколько лет в своё время, пока были деньги на выпивку. Пока были силы донести тело до маркета и опрокинуть в рот бутылку. Это невероятно прекрасное ощущение сначала обжигающего пойла в горле, а затем ватного мозга и блаженного небытия он вспоминает порой с сожалением, сетуя на нехватку средств. Но сейчас он точно знает, что, появись у него деньги на бутылку, он купит себе обувь.

Они доходят до переулка Сенсея и заглядывают к нему в коробки, наваленные друг на друга за мусорным баком.

– Сенсей, ты здесь? – кричит Билли.

Только у него есть отвага и настрой общаться иногда с этим непредсказуемым жителем центра Нью-Йорка. Джонни думает, что ему бы не хватило духу отвоёвывать это элитное пространство у конкурентов, для подобного нужно быть немного дурным и много безбашенным, как хозяин этого переулка.

– Что тебе? – отвечает показавшаяся из коробок косматая голова с серыми усами и бородой.

– Вылези к нам, – зовёт Растаман.

Кряхтя и шатаясь, он вылезает из-под покрывала, предоставляя под обзор гостей свои худые белые ноги, покрытые жидким ворсом и рельефными венами. Сенсей пьян. Он стоит босиком на холодном осеннем асфальте возле своей берлоги, от него разит спиртным так, что можно охмелеть просто находясь в его компании. Все трое мигом понимают, что зря пришли. Он и трезвый-то оставлял неизгладимый след в психике посетителей, а с алкогольным мозгом становился вообще существом из другой вселенной, один бог знал, что он видел и слышал в эти минуты невменяемости.

– Говорят, у тебя была сегодня гостья? – решается на диалог Джонни.

Он немного завидует Сенсею, потому как скучает по этому туману в голове, по отрешённости от реальности и наполненности души убаюкивающим ядом. К тому же, то количество огненной жидкости, которое влил в себя пьяный, хватило бы Джонни и закинуться, и купить новую обувь, если перевести в денежный эквивалент.

– Шта? Которого?

Бородатый шатается, поливая слюной свою длинную, почти по колено, хлопковую рубаху.

– Воровка! – наконец, тявкает он. – Там ботинок. Успел схватить.